Цыганы» завершают цикл «южных» поэм Пушкина. Поэма Пушкина необычайно динамична. Поэма «Цыганы» является отражением как личной жизни Пушкина в южной ссылке, так и литературных влияний. Поэма «Цыганы» - завершение спора с Байроном, который наметился в первой южной поэме Пушкина «Кавказский пленник». Герой поэмы Алеко – изгнанник, преследуемый законом.
Поэма рассказывает о любви цыганки Земфиры и юноши Алеко, который оставил «неволю душных городов» ради степного приволья. Это явное и очевидное оправдание анархизма, и в этом смысле о поэме говорили Достоевский (в знаменитой пушкинской речи) и Вячеслав Иванов». По мнению литературоведа-пушкиниста Е. А. Трофимова, в поэме органично противопоставляются носитель фатальных страстей и дух безбрежной изначальной свободы.
А. С. Пушкин, говоря устами Старика, ставит акцент на неколебимом мужестве и великих страданиях отверженного римского поэта-изгнанника. В «Цыганах» Пушкин осудил эту прихоть как слабость, как самодовольство и эгоизм. Поэма «Цыганы» написана в 1824 г. в Михайловском, это был эпилог его южной ссылки, завершение его романтического цикла, прощание с молодостью.
Она почти тождественна року в ней есть та же неотвратимость, которая ужасала Пушкина. К числу подобных произведений относится поэма «Цыганы». Герой поэмы — романтический изгнанник — в поисках свободы бежит из культурного общества, из «неволи душных городов» к свободным, живущим простой, близкой к природе жизнью цыганам.
Русская критика о «Цыганах» Пушкина
Но Пушкину нужно было создать своему герою такую обстановку, в которой он мог бы полностью удовлетворить свое страстное желание абсолютной, ничем не ограниченной свободы. Алеко, убившему свою жену и молодого цыгана, ее возлюбленного. Абсолютная свобода в любовных отношениях, не создающих никаких взаимных обязательств, никакой духовной связи между любящими, показана Пушкиным в поведении Земфиры и ее матери Мариулы.
Развенчав в своей поэме и романтический идеал свободы, и романтического героя, Пушкин еще тогда, в 1826 году, не знал, чем заменить эти идеалы, как на реальной основе построить свое мировоззрение… Готовые школьные сочинения и пересказы по литературе.
История и образ Алеко в «Цыганах»
На юге Пушкин начал сочинять «Цыган» и «Евгения Онегина». В поэзии Байрона Пушкин теперь увидел только «безнадежный эгоизм». Алеко развенчан Пушкиным: с него смело сдернута маска, и он стоит перед нами без всяких прикрас, наказанный и униженный. Итак, Алеко – образ, который при детальном анализе может быть сопоставлен с героями Байрона, так как в нем чувствуется и энергия, и мрачность духа, оскорбленного в борьбе с людьми.
Но Алеко осужден Пушкиным, он не окружен даже тем бледным ореолом мученичества, которое слабо мерцает вокруг чела «Кавказского Пленника». Алеко уже не Пушкин, и байронические мотивы, звучащие в речах героя «Цыган», не прошли сквозь сердце Пушкина. Здесь было чисто объективное творчество, характеризующее в литературной жизни Пушкина переход к периоду эпического творчества.
Русская критика и публика восторженно приняла новое произведение Пушкина. Таким образом, можно говорить о том, что автор поэмы осуждает в своем герое присущие ему индивидуализм и эгоизм. Но примечательно, что Пушкин, указывая проблему, не дает ее решения. Композицию поэмы составила череда небольших эпизодов.
На протяжении двух лет он кочует по степи вместе с вольными цыганами и своей любимой. Старый отец девушки предлагает Алеко не препятствовать счастью девушки, приводя в пример свои отношения с матерью Земфиры - Мариулой.
Литературное влияние Байрона и Шатобриана на пушкинских «Цыган»
Одновременно в отношении неизбежной оппозиции оказываются индивидуальное и родовое начала. Параллельно и в соотнесённости с главной сюжетной линии, раскрывающейся во внутреннем противоборстве, звучит рассказ старого цыгана об Овидии-изгнаннике. Алеко же, оставаясь в «оковах просвещения», оценивает повествование цыгана исходя из своих ценностных установок, укрепляясь в мысли о неправедности гонений. В итоге он, оказываясь загнанным в замкнутый круг и не имея шансов вырваться из него, убивает Земфиру и молодого цыгана, что является апогеем реализации порочной байронической экзистенции.
Однако пушкинская трактовка цыганской темы, вообще востребованной романтиками (до Пушкина к ней обращались Гёте и Вальтер Скотт), вызвала живой интерес за рубежом. Двойное убийство, совершенное Алеко, вызывает осуждение старого цыгана: Оставь нас, гордый человек! С образом Алеко связана тема глухой ревности, которая разрушила всё и всех погубила. Алеко, мечты которого автор осуществил в полной мере, остался гордым человеком и успел обидеть всех. Он – «изгнанник перелётный».
Последняя из южных поэм Пушкина не имела такого успеха у русской публики, как две предыдущие. Впервые отрывки из поэмы были опубликованы в альманахе «Полярная звезда», затем в «Северных цветах».
Алеко - преследуемый «законом» беглец от цивилизации с ее « несвободой », герой последней из цикла «байронических» поэм Пушкина, в которой до предела сгущены все (и без того заведомо неразрешимые) проблемы, какие ставит этот жанр.
А. хочет стать частью «дикого», естественного мира. Когда цыганка Земфира находит его среди пустынной степи, он следует за нею в табор, чтобы стать цыганом. Цыганы не против - их воля не знает запрета (здесь цепи предназначены исключительно для медведя), как не знает и постоянства. Мудрый старик, отец Земфиры, объясняет это новичку - один раз, другой («...не всегда мила свобода / Тому, кто к неге приучен»). Тот заранее согласен - ибо любит Зем-фиру, желает быть всегда с нею - и стать «вольным жителем мира», как «птичка Божия» не знать заботы и труда. Увы, он не догадывается, что цыганы свободны до конца; что при всей своей страстности они не ведают продолжительной, жаркой страсти, а значит, не знают и верности; что ему нужна свобода от чужого диктата, но он никогда не признает чужую свободу от себя самого. Прежде всего - свободу Земфиры любить, кого она захочет.
Так байронически-фрагментарный сюжет, распадающийся на короткие драматические отрывки, приближается к неизбежной кульминации любовного (и смыслового) конфликта. Пространствовав с любимой Земфирой два года, А. вдруг слышит ее намекающую песню: «Старый муж, грозный муж Я другого люблю...» Это - саморазоблачение, контрастно оттененное Земфириным ответом, последовательно-свободным: «ты сердиться волен».
Развязка близка; ее ничто остановить не в силах - даже третье (по литературно-фольклорному счету обязательно последнее) предупреждение старика. Узнав от Земфиры, что русский во сне страшно стонет и рыдает, он вызывает А. на разговор: вновь напоминает, что «здесь люди вольны», рассказывает поучительную историю о своей любви к матери Земфиры, Мариуле, ушедшей с цыганом из другого табора; все напрасно. Застав Земфиру с другим, А. убивает обоих. То есть вершит суд, возможный лишь там, где есть закон. Описав полный круг, действие возвращается в исходную точку - европеец, бежавший от закона на волю, сам судит волю по закону, им же и установленному. Чего же стоит свобода, не сулящая счастья? Чего же стоит цивилизация, от которой не скрыться - ибо она гнездится в самом человеке? А. не находит ответа - он остается совершенно один, отвергнутый (но неосужденный!) табором. В отличие от кавказского пленника из одноименной поэмы Пушкина, он не может вернуться и в «русское», европейское пространство, туда, где «Наш орел двуглавый/ Еще шумит минутной славой».
По закону жанра обстоятельства жизни героя соотнесены с обстоятельствами жизни автора (который и сам «милой Мариулы имя нежное твердил»). Связующим звеном между ними служит не только автобиографический эпилог, не только имя А., сквозь которое просвечивает имя самого Пушкина - Александр. Очень важно предание об Овидии, которое - опять-таки в воспитующих целях - рассказывает старик. Именно с Овидием, которого Рим изгнал из центра империи на северную окраину, в придунайские области, сравнивает себя Пушкин в стихах периода южной ссылки. Именно с Овидием, который среди вольного народа тосковал по империи, сравнивает А. старик. И все же черта, отделяющая внутренний мир автора от внутреннего мира героя, проведена отчетливо. Автор уже постиг, что «всюду страсти роковые / И от судеб защиты нет»; он опытнее и мудрее А.; он не столько рифмует свои переживания с чувствами героя, сколько холодно и жестко анализирует его душевный мир.
Фраза старика, обращенная к А., - «Смирися, гордый человек» - послужила отправной точкой для историософских построений «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского (1880); образ А. стал для Достоевского олицетворением индивидуалистического, богоборческого начала западноевропейской культуры; ему противостоит Татьяна Ларина, олицетворяющая смиренное начало русской соборности.
Алеко – характеристика персонажа
АЛЕКО - герой поэмы А. С.Пушкина “Цыганы» (1824). А. - прежде всего обобщенный образ молодого, европейски образованного поколения XIX века, к которому причислял и себя самого. Это герой байронического типа, наделенный столь острым чувством достоинства, что все законы цивилизованного мира воспринимает как насилие над человеком. Конфликт с обществом, с которым А. связан рождением и воспитанием,- такова исходная точка биографии героя. Однако прошлое А. в повести не раскрыто. Герой характеризуется в самом общем смысле как “беглец», насильственно изгнанный или добровольно покинувший привычную среду. Превыше всего он ценит свободу и надеется обрести ее в естественной вольной жизни цыганского табора.
Повесть “Цыганы» строится на характерном для романтизма противопоставлении двух со циальных укладов: цивилизации и воли. Критика противоречий цивилизации занимает в произведении важное место. А. обличает “неволю душных городов», в которых люди “торгуют волею своей», “главы пред идолами клонят и просят денег да цепей». Образ “цепей» традиционно использовался романтиками для характеристики феодального деспотизма и политической реакции. В “Цыганах» он отнесен к современности. Разрыв А. с цивилизацией выходит за пределы узколичных проблем и получает глубокое идеологическое обоснование. Таким образом, мотив изгнания в судьбе героя изначально воспринимается как знак его высоких возможностей, его нравственных преимуществ перед ущербной цивилизацией.
В дальнейшем изгнанник А. появляется среди первобытного народа, жизнь которого Пушкин характеризует метафорами “воля», “нега», “лень», “тишина». Это своеобразный , куда еще не проникло зло и где, кажется, А. может отдохнуть душой, найти свое счастье. Но именно такая среда, принципиально чуждая активности, по контрасту выявляет странности личности и характера А. Жизненная практика романтического героя традиционно осуществляется в страстях. Такой герой проявляет себя в бурных переживаниях, в исключительности желаний и поступков, особенно в сфере любовных отношений. В прежнем мире жизнь А. не удалась; оказавшись в цыганском таборе, он связывает надежду на другую, новую, жизнь с Земфирой. Она для него “дороже мира». Пока Земфира любит его, жизнь для А. полна гармонии. Но с изменой Земфиры рушится обретенное равновесие. Самолюбие А. оскорблено, его сердце терзают ревность, потребность мести. Ослепленный взрывом неукротимых желаний, в стремлении восстановить попранную, как ему кажется, справедливость А. неотвратимо идет к преступлению - убийству Земфиры. В любви А. проявляются собственнические, эгоистические инстинкты, т. е. те нравственные качества, которые характеризуют его как носителя духа презираемой им цивилизации. Парадокс судьбы А. в том, что именно он, поборник свободы и справедливости, приносит в невинную простую жизнь цыган кровь, насилие - то есть нравственно развращает ее. В таком повороте сюжета обнаруживается несостоятельность героя. Выясняется, что “сын цивилизации» (так назвал А. ) несовместим с общинной цыганской жизнью, как несовместим он и с миром просвещения. Вторичное изгнание - на сей раз из цыганского табора - и наказание одиночеством завершают сюжетную линию героя.
Жизненное кредо А. проясняет в повести старый отец Земфиры. Если А. защищает права отдельного лица, то старик цыган, покорно принимающий естественный порядок бытия, выступает от имени родовой жизни. В непредсказуемом поведении женщины-цыганки, в стихийности ее любви он видит только выплеск природных сил, не подлежащих человеческому суду. Старик, когда-то в молодости тоже испытавший муки любви, теперь хочет предостеречь А., передать ему свой опыт. Но “злой и сильный» А. не слышит старика, не принимает его советов. “Нет, я, не споря, // От прав моих не откажусь, // Или хоть мщеньем наслажусь»,- заявляет он.
Сталкивая две жизненные философии, Пушкин не отдает предпочтение той или другой. Важнейший в романтическом мышлении прием контраста необходим для особо яркого освещения рассматриваемого конфликта. В сущности А. символизирует в этом конфликте крайности развития современного индивидуалистического общества, непомерно разросшийся принцип личности. Этим, возможно, объясняется максимальная обобщенность характеристики героя, который лишен реальной биографии и национальной принадлежности, выключен из конкретной историко-бытовой среды. В литературной критике сложилась давняя традиция обвинений А. в несостоятельности (Белинский видел в нем эгоиста, Достоевский - вечного изгоя). Но позиция Пушкина гораздо сложнее, чем разоблачение героя. Хотя в “Цыганах» герой объективирован, но присутствие в нем автобиографических черт (А.- цыганская форма имени Александр) указывает на лирическую трактовку не только некоторых воззрений героя (критики современности, например), но и на общую тональность авторского сострадания к его судьбе. А. трагичен. В выразительном портрете героя времени, обреченного идти путями зла и оплачивающего жизнью свои заблуждения, Пушкин показал несовершенство самой природы человека, объективный трагизм путей развития человеческой культуры.
ЦЫГАНЫ
(Поэма, 1824)
Алеко — преследуемый «законом» беглец от цивилизации с ее «несвободой», герой последней из цикла «байронических» поэм Пушкина, в которой до предела сгущены все (и без того заведомо неразрешимые) проблемы, какие ставит этот жанр.
А. хочет стать частью «дикого», естественного мира. Когда цыганка Земфира находит его среди пустынной степи, он следует за нею в табор, чтобы стать цыганом. Цыганы не против — их воля не знает запрета (здесь цепи предназначены исключительно для медведя), как не знает и постоянства. Мудрый Старик, отец Земфиры, объясняет это новичку — один раз, другой («...не всегда мила свобода / Тому, кто к неге приучен»). Тот заранее согласен — ибо любит Земфиру, желает быть всегда с нею — и стать «вольным жителем мира», как «птичка Божия» не знать заботы и труда. Увы, он не догадывается, что цыганы свободны до конца; что при всей своей страстности они не ведают продолжительной, жаркой страсти, а значит, не знают и верности; что ему нужна свобода от чужого диктата, но он никогда не признает чужую свободу от себя самого. Прежде всего — свободу Земфиры любить, кого она захочет.
Так байронически-фрагментарный сюжет, распадающийся на короткие драматические отрывки, приближается к неизбежной кульминации любовного (и смыслового) конфликта. Пространствовав с любимой Земфирой два года, А. вдруг слышит ее намекающую песню: «Старый муж, грозный муж / <...> Я другого люблю...» Это — саморазоблачение, контрастно оттененное Земфириным ответом, последовательно-свободным: «ты сердиться волен».
Развязка близка; ее ничто остановить не в силах — даже третье (по литературно-фольклорному счету обязательно последнее) предупреждение Старика. Узнав от Земфиры, что русский во сне страшно стонет и рыдает, он вызывает А. на разговор: вновь напоминает, что «здесь люди вольны», рассказывает поучительную историю о своей Любви к матери Земфиры, Мариу-ле, ушедшей с цыганом из другого табора; все напрасно. Застав Земфиру с другим, А. убивает обоих. То есть вершит суд, возможный лишь там, где есть закон. Описав полный круг, действие возвращается в исходную точку — европеец, бежавший от закона на волю, сам судит волю по закону, им же и установленному. Чего же стоит свобода, не сулящая счастья? Чего же стоит цивилизация, от которой не скрыться — ибо она гнездится в самом человеке? А. не находит ответа — он остается совершенно один, отвергнутый (но неосужденный!) табором. В отличие от кавказского пленника из одноименной поэмы Пушкина он не может вернуться и в «русское», европейское пространство, туда, где «Наш орел двуглавый / Еще шумит минутной славой».
По закону жанра обстоятельства жизни героя соотнесены с обстоятельствами жизни автора (который и сам «...милой Ма-риулы <...> имя нежное твердил»). Связующим звеном между ними служит не только автобиографический эпилог, не только имя А., сквозь которое просвечивает имя самого Пушкина — Александр. Очень важно предание об Овидии, которое — опять-таки в воспитующих целях — рассказывает Старик. Именно с Овидием, которого Рим изгнал из центра империи на северную окраину, в придунайские области, сравнивает себя Пушкин в стихах периода южной ссылки. Именно с Овидием, который среди вольного народа тосковал по империи, сравнивает А. Старик. И все же черта, отделяющая внутренний мир автора от внутреннего мира героя, проведена отчетливо. Автор уже постиг, что «всюду страсти роковые / И от судеб защиты нет»; он опытнее и мудрее А.; он не столько рифмует свои переживания с чувствами героя, сколько холодно и жестко анализирует его душевный мир.
Фраза Старика, обращенная к А., — «Смирися, гордый человек» — послужила отправной точкой для историософских построений «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского (1880); образ А. стал для Достоевского олицетворением индивидуалистического, богоборческого начала западноевропейской культуры; ему противостоит Татьяна Ларина, олицетворяющая смиренное начало русской соборности.
Настала ночь; в телеге темной
Никто под крышею подъемной
Но психологический облик Алеко развит значительно больше и гораздо последовательнее, чем облик Пленника. О свободолюбии Пленника упоминалось самым общим и неопределенным образом. Неясно, из чего проистекали его жадные поиски свободы, равно как и то, какой «тюрьме» противопоставлялась свобода, к которой он порывался. В патетических репликах Алеко об этом говорится прямо. Тому, что в поэме именуется «оковами просвещенья», цивилизованной «рабской» жизни, «неволе душных городов», людям, лишенным очарования природы, стыдящимся своих естественных чувств, торгующим своей свободой, противопоставляется вольная жизнь «дикого» кочевого племени. Речи Алеко проникнуты почти радищевским пафосом негодования против господствующих классов – «идолов» власти и силы, равно как и против тех, кто раболепно пресмыкается перед ними – «просят денег да цепей» (мотив концовки притчи о сеятеле). Можно думать, что именно в силу этой настроенности Алеко и оказывается «изгнанником перелетным»: «Его преследует закон».
С точки зрения сюжета и «главного лица» поэма «Цыганы» (1824) – как бы вариация «Кавказского пленника». Подобно Пленнику, Алеко в поисках свободы бросает свою «отчизну», цивилизованную жизнь, уходит в степи Молдавии, присоединяется к кочующим цыганам. Способ обрисовки характеров героев выдержан в духе поэтики «романтического стихотворения»: как и жизнь Пленника, жизнь Алеко до появления его в поэме рисуется в самых общих, нарочито отвлеченных, загадочно-неясных чертах. Покров многозначительной недосказанности, тайны набрасывается в конце поэмы и на дальнейшую судьбу Алеко: он приходит из степной «мглы», в течение действия поэмы находится в полосе света и снова теряется в неведомой таинственной мгле:
Огня никто не разложил,
В блестящем анализе «Цыган», в котором впервые была глубоко раскрыта идея этого произведения, В. Г. Белинский, однако, указывает, что А. С. Пушкин сделал не то, что хотел: «…думая из этой поэмы создать апофеозу Алеко… вместо этого сделал страшную сатиру на него и на подобных ему людей, изрек над ними суд неумолимо-трагический и вместе с тем горько-иронический». На самом деле в поэме, к созданию которой Пушкин приступил уже после написания двух первых глав «Евгения Онегина», нет ни «апофеозы», ни «сатиры». В образе Онегина «герой века» раскрывается без всякой романтизации, средствами и приемами критического реализма, первый образец которого и дается Пушкиным в его романе в стихах. В «Цыганах» этот образ по-прежнему романтизирован. Но вместе с тем, и это делает пушкинскую поэму замечательным образцом своего рода «критического романтизма», поэт средствами и приемами романтического искусства снимает с героя возвеличивающий ореол, показывает не только сильные, но и слабые его стороны.
Алеко – незаурядный, резко выделяющийся из окружающей среды человек, обладающий многими несомненно положительными качествами – острокритическим умом, способностью к глубоким чувствам, сильной волей, смелостью, решительностью. Алеко стоит на высотах современной ему образованности. И в то же время он глубоко не удовлетворен окружающим, исполнен передовых стремлений своего времени, искренне и страстно ненавидит рабский и торгашеский строй современного ему общества. Бунт его против общества – это бунт во имя вольности против рабства, во имя «естественности», «природы», против общественных отношений, основанных на «деньгах и цепях» и сковывающих, порабощающих мысль и чувства человека.
До утра сном не опочил.
Гораздо резче и рельефнее дан в «Цыганах» и второй член антитезы – то вольное существование, в условия которого Алеко попадает. Свободные от оседлой, устоявшейся жизни, от сковывающей собственности, земли, дома, от связанных со всем этим «законов», вольные, как ветер тех степей, по которым они кочуют, цыгане являют собой как бы предельное выражение искомой героем романтической вольности, вместе с тем наиболее близкой к жизни кочевых народов. Но самое важное и существенное, что отличает «Цыган» от «Кавказского пленника», заключается в совершенно иных отношениях, которые связывают «просвещенного, цивилизованного героя» и «дикое», первобытное племя. Поиски свободы героем «Кавказского пленника» были столь же неопределенными, как и их мотивировка. Какую он искал свободу? Где рассчитывал ее найти? Во всяком случае, в круг вольного племени он попадает совершенно случайно и к тому же оказывается «рабом», закованным в цепи среди вольных и хищных черкесов. В «Цыганах» этот внешний конфликт переносится как бы внутрь. В связи с этим основная коллизия углубляется, приобретает гораздо большую напряженность, остроту и подлинную драматичность. В цыганский табор Алеко приходит добровольно. В дальнейшем никто не мешает его свободе, которой он невозбранно и пользуется. Обретенная свобода приходится ему вполне по душе. Но Алеко внутренне недостоин этой свободы.