Зулейка закрывает глаза. Книжный день.Гузель Яхина

Подписаться
Вступай в сообщество «parkvak.ru»!
ВКонтакте:
  • Описание
  • Роман-лауреат премий "Ясная Поляна" и "Большая книга". История татарской женщины, сосланной в 1930 году на Ангару.

    1930 год, глухая деревушка Юлбаш в Татарии. Зулейха безропотно старается угодить суровому мужу и деспотичной свекрови, да задобрить духа кладбища, на котором похоронены ее четыре дочери, да спасти нехитрые домашние припасы и посевное зерно от "красноордынцев" - всех этих красноармейцев, коммунистов, комсомольцев, уполномоченных, большевиков, продотрядов, которым нет числа и которые норовят унести все, оставив крестьянам лишь голодную смерть. Не получается. Односельчане, позавидовав хозяйству Муртазы, мужа Зулейхи, решают его раскулачить.

    Так Зулейха, лишившись дома и семьи, начала свой путь вместе с тысячами других "врагов"-спецпереселенцев, которые в теплушках, лишь с кипятком раз в два дня вместо обеда ехали через всю страну за Урал, на Ангару, чтобы "трудом заслужить право на жизнь в новом обществе".

    Причудливым образом судьба необразованной маленькой зеленоглазой татарской женщины оказывается спаянной с судьбами безумного профессора медицины Вольфа Карловича Лейбе, верного заветам Революции сотрудника ГПУ Ивана Игнатова, ленинградских "бывших людей" и многих-многих иных, поднявшихся или сгинувших в сибирских, дальневосточных, казахских каторгах.

    В 2015 году роман "Зулейха открывает глаза" стал лауреатом премий "Ясная Поляна", "Большая книга" и других наград, финалистом премии "Русский Букер".

    "Я была вдохновлена судьбой своей бабушки. Ей было 7 лет, когда их семью раскулачили и отправили на Ангару, где она провела 16,5 лет. Эти временные рамки - 1930 - 1946 годы - повторяются в романе. Другое дело, что моя героиня не списана с бабушки, это совсем другая женщина.

    Я недостаточно расспрашивала свою бабушку, это моя ошибка. Может быть, нужно было сесть с диктофоном и записать все ее рассказы, чтобы потом сохранить их. В романе есть только два момента, перенесенных из рассказов бабушки. В главе «Баржа» описано, как несколько сотен людей тонут в запертой барже посередине реки Ангары. Такое было на самом деле. В 1930 году, когда группу переселенцев вместе с моей бабушкой сплавляли по Ангаре на двух баржах, одна из них ушла под воду, а люди с другого судна просто стояли и смотрели, как недалеко от них тонет несколько сотен людей.

    Второй момент: мою бабушку в таежном поселке по своему учебнику учил математике профессор Киселев. В романе есть аналогичный момент: сына главной героини - Юзуфа - тоже учит в школе сам автор учебника.

    Все остальное в романе - выдуманные или переработанные реальные истории, часть из которых я прочитала в мемуарах ссыльных, переселенцев, тех, кто прошел ГУЛАГ.

    Есть персонаж, которого Зулейха называет Упырихой за вредность характера, это ее свекровь. У меня была очень могучая прабабушка, от нее до меня дошли только несколько фотографий и рассказы домочадцев. Поэтому я сразу понимала, какой будет Упыриха внешне и как она будет действовать. Остальные персонажи выдуманы.

    Татарский колорит обусловлен развитием Зулейхи как персонажа. Сначала она забитая крестьянка, живущая в своем мирке и никуда оттуда не выезжающая. Поэтому в начале романа татарского колорита очень много. Дальше он постепенно исчезает, в конце его уже нет, потому что Зулейха сильно меняется и вместе с ней меняется и ее восприятие мира. Изначально Зулейхе было больше лет. Мне казалось, что она должна быть 40-летней бабушкой с внучкой. Но потом я поняла, что для изменения героини по ходу истории она должна быть моложе. В 40 лет человек вряд ли изменится. Поэтому я омолодила Зулейху" (из интервью газете "Бизнес Online" ).

Гузель Яхина

Зулейха открывает глаза

Книга публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST Intl.

© Яхина Г. Ш.

© ООО «Издательство АСТ»

Любовь и нежность в аду

Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов… Традиции этой школы – глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие – пришел новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина и легко встала в ряд этих мастеров.

Роман «Зулейха открывает глаза» – великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы – попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времен раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы.

Несколько кинематографичный стиль повествования усиливает драматизм действия и яркость образов, а публицистичность не только не разрушает повествования, но, напротив, оказывается достоинством романа. Автор возвращает читателя к словесности точного наблюдения, тонкой психологии и, что самое существенное, к той любви, без которой даже самые талантливые писатели превращаются в холодных регистраторов болезней времени. Словосочетание «женская литература» несет в себе пренебрежительный оттенок – в большой степени по милости мужской критики. Между тем женщины лишь в двадцатом веке освоили профессии, которые до этого времени считались мужскими: врачи, учителя, ученые, писатели. Плохих романов за время существования жанра мужчинами написано в сотни раз больше, чем женщинами, и с этим фактом трудно поспорить. Роман Гузель Яхиной – вне всякого сомнения – женский. О женской силе и женской слабости, о священном материнстве не на фоне английской детской, а на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества. И для меня остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду… Я от души поздравляю автора с прекрасной премьерой, а читателей – с великолепной прозой. Это блестящий старт.


Людмила Улицкая

Часть первая

Мокрая курица

Один день

Зулейха открывает глаза. Темно, как в погребе. Сонно вздыхают за тонкой занавеской гуси. Месячный жеребенок шлепает губами, ища материнское вымя. За окошком у изголовья – глухой стон январской метели. Но из щелей не дует – спасибо Муртазе, законопатил окна до холодов. Муртаза – хороший хозяин. И хороший муж. Он раскатисто и сочно всхрапывает на мужской половине. Спи крепче, перед рассветом – самый глубокий сон.

Пора. Аллах Всемогущий, дай исполнить задуманное – пусть никто не проснется.

Зулейха бесшумно спускает на пол одну босую ногу, вторую, опирается о печь и встает. За ночь та остыла, тепло ушло, холодный пол обжигает ступни. Обуться нельзя – бесшумно пройти в войлочных кота не получится, какая-нибудь половица да и скрипнет. Ничего, Зулейха потерпит. Держась рукой за шершавый бок печи, пробирается к выходу с женской половины. Здесь узко и тесно, но она помнит каждый угол, каждый уступ – полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными.

Сколько лет она замужем? Пятнадцать из своих тридцати? Это даже больше половины жизни, наверное. Нужно будет спросить у Муртазы, когда он будет в настроении, – пусть подсчитает.

Не запнуться о палас. Не удариться босой ногой о кованый сундук справа у стены. Перешагнуть скрипучую доску у изгиба печи. Беззвучно прошмыгнуть за ситцевую чаршау, отделяющую женскую часть избы от мужской… Вот уже и дверь недалеко.

Храп Муртазы ближе. Спи, спи ради Аллаха. Жена не должна таиться от мужа, но что поделаешь – приходится.

Теперь главное – не разбудить животных. Обычно они спят в зимнем хлеву, но в сильные холода Муртаза велит брать молодняк и птицу домой. Гуси не шевелятся, а жеребенок стукнул копытцем, встряхнул головой – проснулся, чертяка. Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако. Делает шаг, переступая высокий порог, – не хватало еще наступить на него именно сейчас и потревожить злых духов, тьфу-тьфу! – и оказывается в сенях. Притворяет дверь, опирается о нее спиной.

Слава Аллаху, часть пути пройдена.

В сенях холодно, как на улице, – кожу щиплет, рубаха не греет. Струи ледяного воздуха бьют сквозь щели пола в босые ступни. Но это не страшно.

Страшное – за дверью напротив.

Убырлы карчык – Упыриха. Зулейха ее так про себя называет. Слава Всевышнему, свекровь живет с ними не в одной избе. Дом Муртазы просторный, в две избы, соединенные общими сенями. В день, когда сорокапятилетний Муртаза привел в дом пятнадцатилетнюю Зулейху, Упыриха с мученической скорбью на лице сама перетаскала свои многочисленные сундуки, тюки и посуду в гостевую избу и заняла ее всю. «Не тронь!» – грозно крикнула она сыну, когда тот попытался помочь с переездом. И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадежно слепнуть, а еще через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить.

Никто не знал, сколько ей было на самом деле лет. Она утверждала, что сто. Муртаза недавно сел подсчитывать, долго сидел – и объявил: мать права, ей действительно около ста. Он был поздним ребенком, а сейчас уже сам – почти старик.

Упыриха обычно просыпается раньше всех и выносит в сени свое бережно хранимое сокровище – изящный ночной горшок молочно-белого фарфора с нежно-синими васильками на боку и причудливой крышкой (Муртаза привез как-то в подарок из Казани). Зулейхе полагается вскочить на зов свекрови, опорожнить и осторожно вымыть драгоценный сосуд – первым делом, перед тем, как топить печь, ставить тесто и выводить корову в стадо. Горе ей, если проспит эту утреннюю побудку. За пятнадцать лет Зулейха проспала дважды – и запретила себе вспоминать, что было потом.

За дверью пока – тихо. Ну же, Зулейха, мокрая курица, поторопись. Мокрой курицей – жебегян тавык – ее впервые назвала Упыриха. Зулейха не заметила, как через некоторое время и сама стала называть себя так.

Она крадется в глубь сеней, к лестнице на чердак. Нащупывает гладко отесанные перила. Ступени крутые, подмерзшие доски чуть слышно постанывают. Сверху веет стылым деревом, мерзлой пылью, сухими травами и едва различимым ароматом соленой гусятины. Зулейха поднимается – шум метели ближе, ветер бьется о крышу и воет в углах.

По чердаку решает ползти на четвереньках – если идти, доски будут скрипеть прямо над головой у спящего Муртазы. А ползком она прошмыгнет, веса в ней – всего ничего, Муртаза одной рукой поднимает, как барана. Она подтягивает ночную рубаху к груди, чтобы не испачкалась в пыли, перекручивает, берет конец в зубы – и на ощупь пробирается между ящиками, коробами, деревянными инструментами, аккуратно переползает через поперечные балки. Утыкается лбом в стену. Наконец-то.

Приподнимается, выглядывает в маленькое чердачное окошко. В темно-серой предутренней мгле едва проглядывают занесенные снегом дома родного Юлбаша. Муртаза как-то считал – больше ста дворов получилось. Большая деревня, что говорить. Деревенская дорога, плавно изгибаясь, рекой утекает за горизонт. Кое-где в домах уже зажглись окна. Скорее, Зулейха.

Она встает и тянется вверх. В ладони ложится что-то тяжелое, гладкое, крупно-пупырчатое – соленый гусь. Желудок тотчас вздрагивает, требовательно рычит. Нет, гуся брать нельзя. Отпускает тушку, ищет дальше. Вот! Слева от чердачного окошка висят большие и тяжелые, затвердевшие на морозе полотнища, от которых идет еле слышный фруктовый дух. Яблочная пастила. Тщательно проваренная в печи, аккуратно раскатанная на широких досках, заботливо высушенная на крыше, впитавшая жаркое августовское солнце и прохладные сентябрьские ветры. Можно откусывать по чуть-чуть и долго рассасывать, катая шершавый кислый кусочек по нёбу, а можно набить рот и жевать, жевать упругую массу, сплевывая в ладонь изредка попадающиеся зерна… Рот мгновенно заливает слюна.

Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь. Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши - все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь. Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Историческая драма. История жизни и любви раскулаченных переселенцев в Сибири.

Об авторе: Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах "Нева", "Сибирские огни", "Октябрь".

Российские критики положительно отозвались о дебютном романе Гузели Яхиной. Ольга Брейнингер сравнила его по значимости с "Обителью" Захара Прилепина.

Открытие ушедшего года: Гузель Яхина и ее книга «Зулейха открывает глаза», удостоенная премии «Большая книга».

Награды:

2015 «Большая Книга»

2015 «Ясная Поляна»


Тяжелая книга. Действительно. Беременным и сильно впечатлительным лучше не читать.

Предисловие Людмилы Улицкой. Любовь и нежность в аду:

Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов… Традиции этой школы - глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие - пришел новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина и легко встала в ряд этих мастеров.

Роман «Зулейха открывает глаза» - великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы - попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времен раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы.

Несколько кинематографичный стиль повествования усиливает драматизм действия и яркость образов, а публицистичность не только не разрушает повествования, но, напротив, оказывается достоинством романа. Автор возвращает читателя к словесности точного наблюдения, тонкой психологии и, что самое существенное, к той любви, без которой даже самые талантливые писатели превращаются в холодных регистраторов болезней времени. Словосочетание «женская литература» несет в себе пренебрежительный оттенок - в большой степени по милости мужской критики. Между тем женщины лишь в двадцатом веке освоили профессии, которые до этого времени считались мужскими: врачи, учителя, ученые, писатели. Плохих романов за время существования жанра мужчинами написано в сотни раз больше, чем женщинами, и с этим фактом трудно поспорить. Роман Гузель Яхиной - вне всякого сомнения - женский. О женской силе и женской слабости, о священном материнстве не на фоне английской детской, а на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества. И для меня остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду… Я от души поздравляю автора с прекрасной премьерой, а читателей - с великолепной прозой. Это блестящий старт.

Людмила Улицкая


Характеристики

Издательство:АСТ

Серия книг:Проза: женский род

Язык:Русский

Год издания:2016 (2015)

Количество страниц:508

Иллюстрации:Нет иллюстраций

Формат:84x108/32 (130х200 мм)

Переплет:Твердый

Бумага:Офсетная

ISBN:978-5-17-090436-5

Вес:450 гр.

Литература стран мира:Русская литература

Литература по периодам:Современная литература



Ангара - река в Восточной Сибири, самый крупный правый приток Енисея, единственная река, вытекающая из озера Байкал:







Зулейха открывает глаза. Отзывы и рецензии:


@131313: Вам знакомо это чувство, когда открываешь книгу, читаешь первые строки, и чувствуешь: "всё, я пропал, я покорён и точно не разочаруюсь!"?

"Зулейха открывает глаза" произвела на меня именно такой эффект. Написанная прекрасным языком, книга Гузель Яхиной живёт и дышит. От неё невозможно оторваться, она поглощает читателя целиком, берёт в свой плен. Вероятно, не каждого книга приведёт в такой восторг, но в том, что понравится она очень многим, я не сомневаюсь. Для меня она стала одной из любимейших.

"Зулейха открывает глаза" - история маленькой и хрупкой, но сильной и светлой женщины, на чью долю выпало столько испытаний, что не каждый выдержит, выстоит и не сломается. А она смогла. Она не просто не сломалась, но прошла через все горести, лишения и потери с достоинством, не озлобившись. Приспособилась, приняла совершенно дикие, неприемлимые и греховные для неё условия жизни безропотно.

"Зулейха открывает глаза" - история страданий, унижений, раскулачивания, репрессий, скотского отношения людей к таким же людям. История пути одного государство в светлое социалистическое будущее. Пути, выложенного трупами невинных людей, разбитыми надеждами, слезами, потом и кровью.

Зулейха открывает глаза и первым делом мчится к своей тиранше-сверкови, опростать её ночной горшок. Не успела проснуться, как на её красивую головку сыплются ругательства, унижения, оскорбления. Муж и свекорвь не ставят её ни в грош, бьют словами и кулаком. Зулейха не знает покоя. Она постоянно в делах, у других на побегушках. Никто не видит в ней человека. Кухарка, служанка, мужнина подстилка, и сосуд, в который свекровь сливает свой душевный гной и яд.

Зулейха не знает счастья. Она и жизни не знает, настоящей, полной. Не знает ласки и тепла, доброго слова. Зулейха знает только тяжкий труд, побои, оскорбления, круглосуточное служение мужу и свекрови. И всё равно она считает, что ей повезло, что муж ей достался хороший. Всё смиренно терпит, принимает, не перечит и не бунтует. Это для меня непостижимо. Но такая уж она, Зулейха. Такой человек, так воспитана.

Но это далеко не всё, что выпало на долю хрупкой татарки. Зулейха, в свои тридцать лет ни разу не покидавшая пределов родной деревни (если не считать поездки в лес за дровами, и на кладбище), мечтала увидеть Казань хотя бы раз в жизни. И увдела. И не только Казань. Вместе с сотнями и тысячами других таких же несчастных - "кулачьём" и "бывшими людьми" (мама дорогая...как эти слова страшны, гадки и бесчеловечны даже просто на вид и на звук) - Зулейха проделает долгий путь через всю страну, на край света. В глухую тайгу. Повезут их на поездах, в вагонах для скота. И пересчитывать буду как скот - по головам, и относиться соотвественно. Ведь они же враги, антисоветские элементы, полулюди-недочеловеки. Месяцы в пути, долгие, голодные, мучительные, для кого-то смертельные. А впереди - пугающая неизвестность.

Яркие образы, захватывающее и трогающее повествование. Страшно, очень страшно.

А ещё это немого и история моей семьи, для которой слово "репрессия", к сожалению, не пустой звук. Читала, и вспоминала бабушкины рассказы. Ещё и по этой причине так сильно за душу взяло.

@ Tayafenix: Ссыльная жизнь. Вот интересно... Казалось бы, все злоключения Зулейхи должны были начаться с раскулачивания, с того момента, как она вынуждена покинуть свой дом, родную деревню, мужа, но для меня самой страшной частью романа стала именно первая - та, где рассказывается о ее допереселенческой жизни. Я не представляю, как у женщины может быть такое коленнопреклонное, мученическое отношение к мужчине. Я не могу представить, как сносить такую жизнь и еще думать при этом, что "мне достался хороший муж, т.к. он не бросил меня зимой в лесу, хотя и мог бы - кому я такая нужна?". Жуть! Весь последующий этап, тяжкое переселение, выживание на новом месте стали, наверное, не только для Зулейхи в конце концов чем-то хорошим, но и для меня - избавлением от того гнетущего чувства, с каким я читала первую часть.

Все раскулачивание, пересылка, быт показаны у Яхиной крупными мазками - ясно, четко, как по учебнику - без криков, стенаний о том, кто прав или виноват, без обвинений и предвзятости к любой стороне, что мне очень понравилось - слишком много в последнее время нездоровых дебатов на тему СССР, препирательств, брани. У молодой писательницы все просто - так было. Таковы люди. Такова - судьба людей, их мысли. Есть благородные, есть подленькие, но все они настоящие и живые со своими представлениями и недостатками.

Милый чудак-профессор, которого невозможно не полюбить, яростный и строгий комендант Игнатов, имеющий в то же время свои принципы, продажный подхалим Горелов, и все остальные, по-настоящему живые персонажи, за их жизнью и выживанием следишь с замиранием, сочувствием. В то же время проза Яхиной действительно очень женская - здесь больше важны судьбы, чувства героев и женщина в центре повествования, а исторические события - это только реалии ее судьбы, в которых ей пришлось жить. Хорошая женская проза, открывающая мысли и чувства героев, достаточно мягкая и достаточно глубокая.

Мне также на удивление понравился язык писательницы. Честно говоря, как и многие, отношусь с некоторой настороженностью к современной русской литературе - хорошие произведения встречаются, но не так часто, как хотелось бы, поэтому мне особенно радостно, что молодая девушка, у которой вышел первый роман, может так хорошо писать - проникновенно. Вряд ли эта книга станет для меня бомбой или серьезным открытием, но вот несколько волнительных и приятных часов я за ней провела и прожила необычную для себя жизнь.

А напоследок хотелось бы сказать, что получилось очень цельное произведение. Во время чтения мне хотелось бы, чтобы многое было иначе, например, в отношениях между Иваном и Зулейхой, но на самом деле даже мою романтичную натуру радует, что, в отличие от меня, чувства реальности у автора не отнять.

@Lizchen: Открытие года. Книга года. Не больше и не меньше. Сколько силы, таланта, сколько понимания чужой души… Где теперь взять слова, чтобы отзыв хоть сколько-нибудь соответствовал тому воздействию на читателя, которое я испытала? Хочется не говорить, а молчать, аккуратно держать в себе эту силу, эти чувства, молча сопереживать тем людям, что прошли через ад и не сломались, помнить об их примере и подпитываться их волей к жизни, просить у них прощения, хотя сам вроде бы ни в чем не виноват.

Что это вообще за книга? А это «Обитель», только о красноярской тайге вместо Соловков, написанная женской рукой и пропущенная через женское сердце. Вместо ожесточения - любовь, пусть ломаная и «неправильная». История ссыльно-поселенцев: раскулаченных из деревень, питерских интеллигентов, а позже и тех, кого переселяли целыми народами. Девятнадцать национальностей на один крошечный поселок в приангарском урмане, а стержнем романа - Зулейха, маленькая и хрупкая татарская женщина, чей ад начался задолго до этого поселка. Да, с вынесенным на обложку словом Улицкой «ад» не просто не поспоришь, оно тут единственно возможное определение…

Ад. Сплошной, непрекращающийся женский и человеческий ад. Не черти со сковородками, а обычная жизнь татарской жены. Да, книга о страшной трагедии советских времен, но принимаемая как должное безысходная ежедневная домашняя каторга, возможно, и дала Зулейхе выжить потом, в тайге. Ад лишь длился, беря начало в мужнином доме, продолжаясь девять месяцев в забитой людьми теплушке, обжигая ледяной водой Ангары, заживо съедая таежным гнусом, морозом, голодом. Таким голодом, что… нет, лучше читайте сами…

Ад обволакивал не только самим фактом телесных и душевных страданий, он раскатывал женщину страшным - нарушением незыблемого порядка вещей, предписанного верой, традициями и общим укладом жизни. Как представить себе чувства той, кому секунда без покрытой головы - страшный грех, и кому достались месяцы в той теплушке, с дыркой в полу вместо туалета, кому даже рожать ребенка пришлось прилюдно.

Но даже в нечеловеческих условиях ад отступал, когда схлестывался с любовью. Невозможной, странной, усложняющей жизнь и мучающей стыдом и виной, но ведь любовью! И тоже - никаких слов, только читать самим. Читать всем, кому ценны сильные и правдивые книги. Читать тем, кто свято верит в исключительно украинской голодомор и отмахивается от голодоморов русских, татарских, мордовских и всех остальных. Читать тем, кто средства оправдывает целью, читать и объяснять думающим иначе, зачем вот это все?

У этих лиц было много имен, одно другого непонятнее и страшнее: хлебная монополия, продразверстка, реквизиция, продналог, большевики, продотряды, Красная армия, советская власть, губЧК, комсомольцы, ГПУ, коммунисты, уполномоченные…

Читайте… Историй много, не только одной Зулейхи. Истории покорности, подлости, благородства, настоящей интеллигентности, неоднозначности личности… Поверьте вступлению Улицкой на этот раз, каждое ее слово об этой книге и ее авторе - правда.

@nad1204 : Эта книга не явилась для меня шоком, именно такой роман я и должна была получить.

Страшная книга. И и одновременно — прекрасная.

Страшная по масштабам гибели людей, несправедливости, преступлений против своего же народа.

А прекрасная, потому что удалась молодой писательнице Гузель Яхиной её "Зулейха..." Да ещё как!

Они очень разные, эти переселенцы. И простые работяги, и крестьяне, и творческая и научная интеллигенция, но они выжили, не сломались и смогли остаться людьми.

Потрясающая книга. Из тех, которые читаешь всю ночь, а потом всё равно не можешь заснуть — вспоминаешь, думаешь, переживаешь...

Очень советую!

@Celine: Я дочитала книгу всего несколько минут назад и до сих пор не могу перевести дух. Эту книгу действительно можно назвать "Открытием года", из современной русскоязычной прозы это самое сильное произведение которое я прочитала в последнее время. Это очень сильно. Это очень страшно. И это очень талантливо. У меня к автору есть только одна претензия: ну почему это (надеюсь, только пока) единственная книга написанная вами?

@ANN_MINSK: Многие воспринимают художественную книгу как развлечение, времяпровождение, реже ищут в ней успокоение, похожие проблемы, ещё реже - ответы на свои жизненные вопросы. А ведь книга - это не «вкусняшка», не «жвачка» для мозгов и даже не пластырь для больного сердца. Хорошая книга - это буря эмоций, сопереживание, чужая боль и страсть, которую пропускаешь через свое сердце, и от этого твоя жизнь наполняется новым смыслом.

Удивительным образом написан роман. О тяжелом времени, о проклятом двадцатом веке, о людях, которые попали в мясорубку раскулачивания, переселения, голода и выживания. Главные герои, конечно, вынесут всё (на то они и главные герои), но насколько талантливо, редкими, удачными мазками прописаны судьбы и характеры, что ни на секунду не сомневаешься в реальности и возможности сюжета.

Прочитав роман, даже стала искать на карте поселок в 100 км от устья Ангары, места её слияния с Енисеем, поселок Семрук, Северо-Енисейский район, Красноярский край. И хотя такой же не нашла, но, например, село Маклаково, упоминаемое в романе, есть. Есть похожие посёлки, основанные в 30-е годы…Какие красивые и романтически показываемые сейчас в интернете места, а как тяжело они доставались людям.

А что помогало жить и выживать? Умение приспосабливаться, терпение, вера в высшие силы, любовь? Что? Да всё! А главное - сила духа, которой веет с каждой страницы романа, которой подзаряжаешься и которой очень хочется соответствовать, если что ….не дай бог…

Последняя фраза романа не позволяет закрыть книгу:" И она почувствует,что заполнившая мир боль не ушла, но дала ей вдохнуть. " Долго сидела, задумавшись, невольно домыслила автора: "дала любви помочь ей вдохнуть"....

@Сергей Беляков: Русскому читателю жизнь татарской крестьянки в тридцатые годы прошлого века покажется невыносимо тяжелой. Закрытый мир, жесткое разделение мужской и женской ролей, полная покорность мужу. Муж дан Всевышним, чтобы направлять, кормить, защищать. Тридцатилетняя худенькая Зулейха напоминает девочку-подростка. Ее день похож на тысячи других: опорожнить и промыть ночной горшок свекрови, накормить скотину, замесить тесто, расчистить дорожки во дворе от снега. Потом они с мужем поедут в лес за дровами. Там она будет поднимать и перетаскивать вместе с ним тяжелые бревна. Вечером — домашние дела. Теперь бы поспать, но свекровь вдруг решила помыться в бане. Надо таскать воду, нагревать ее, топить баню, готовить веники, травы, чистое белье. Раздевать свекровь, парить, мыть, снова одевать. Потом мыть мужа, стирать белье, мыть пол в бане, при этом свекровь постоянно называет ее «маломеркой», «жидкокровной», «лентяйкой», «бездельницей», «притворщицей», которая, к несчастью, досталась ее «милому мальчику» (мальчику уже шестьдесят). И сын с ней соглашается и жену бьет. И уже потом — исполнение супружеских обязанностей. «Хороший мне достался муж, — думает Зулейха, — недолго бьет, быстро остывает».

Пушкинское «суеверные приметы согласны с чувствами души» универсально. Разговоры Зулейхи с духами (домашними, деревенскими, лесными) открывают ее наивную, доверчивую, чистую душу. Духу угодить непросто. Бичура, что живет в сенях, неприхотлива: поставить ей немытые тарелки — и довольно. Банная бичура предпочитает орешки и семечки. Басу капка иясе (дух околицы) любит сладкое. Зулейха уже носила ему орешки в меду и кош-теле (лакомство из муки и сахара). Теперь вот принесла яблочную пастилу (за ней-то и лезла на чердак, тайком от мужа и свекрови). Понравится ли? Ветер унес в поле куски пастилы, они не вернулись. Значит, принял. Теперь она просит духа поговорить с зират иясе (духом кладбища). Сама она обратиться к нему не смеет. Пусть дух околицы по-свойски попросит духа кладбища позаботиться о могилках ее дочерей, Шамсии, Фирузы, Химизы и Сабиды. Пусть отгонит злых, проказливых шурале и укроет могилки теплым снегом.

Роман написан на русском языке, но включает множество татарских слов и выражений. К ним есть пояснительный словарь. Они обозначают предметы быта, одежду, мифологических существ. Это не только создает национальный колорит, но и дает возможность читателям сравнить, оценить трудность перевода, увидеть превосходство оригинала. За глаза Зулейха называет свекровь «Упырихой», «ведьмой» («Убырлы карчик»). На мой взгляд, по-татарски звучит экспрессивнее, злее, жестче.

Сильная, властная. Такой Упыриха была и в молодости. В конной игре Кыз-куу (догони девушку) никто не мог ее одолеть. И в свои сто лет она продолжает наслаждаться жизнью. В отличие от многих, непонятно куда исчезающих героев, Упыриха продолжает играть в сюжете заметную роль. Появляется в снах и видениях Зулейхи. Грозит пальцем, предсказывая несчастья. А сны самой Упырихи всегда оказываются вещими: «воздух, черный, как сажа, - люди плавали в нем, как в воде, и медленно растворялись» (о голоде 1921 года).

Муж Зулейхи — Муртаза — хороший хозяин. Дом его крепкий, на две избы. Даже сейчас, после продразверстки, конфискаций, реквизиций, осталось еще зерно, мясо, колбаса домашняя. Есть корова, лошадь, жеребенок, домашняя птица. Но и это скоро заберут, загонят в «калхус» (колхоз). В богатой татарской деревне Юлбаш коллективизацию никто не поддерживает. Она здесь еще чужероднее, чем в деревне русской.

Начинается «раскулачивание», точнее — грабеж, а потом депортация сначала в пересыльный дом в Казани, а затем — в эшелоне через всю страну до Ангары. Об отдельных эпизодах этого тяжелого пути рассказано с различной степенью исторической достоверности и художественной убедительности

@Галина Юзефович: Читая, как Зулейха гладит по носу полуторамесячного жеребенка, чувствуешь сразу и шершавость ее ладони, и бархатистость лошадиной шкуры, и теплый исходящий от животного запах. Если она мерзнет, рефлекторно прячешь ноги под плед. Боится — оглядываешься через плечо. ... Каждый отдельный эпизод таит в себе зародыш чуда.

@Майя Кучерская: Марина Цветаева однажды обронила: «Все стихи пишутся ради последней строки». Книга Гузели Яхиной написана, кажется, ради первой главы. Потрясающей. «Один день» - вот так, очень литературно, она называется и описывает день Зулейхи, тридцатилетней жительницы татарской деревни, жены «хорошего хозяина» и «хорошего мужа» Муртазы. Этот день переполнен до отказа - животным страхом, тяжким трудом, болью, угождением грозному мужу и безжалостной к невестке свекрови, смертной усталостью и невозможностью отдохнуть. Сначала нужно тайно стащить пастилу из домашних запасов, потом ехать с мужем в лес за дровами, в краткой паузе после обеда принести пастилу в жертву духу околицы, чтобы тот упросил духа кладбища позаботиться о лежащих там дочках Зулейхи, затем, уже полуживой, протопить баню, вымыть свекровь, принять от мужа побои, ублажить мужа. Гамма переживаний Зулейхи разыграна автором безупречно - точно, просто, до последней молекулы каждого физического ощущения. Вот, например, утренняя встреча с жеребенком: «Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь - признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако»... Роман Гузели Яхиной - состоявшаяся профессиональная проза, с простроенной композицией, тонкостью в передаче и цвета неба над тайгой, и дыхания младенца, немалым числом сильных сцен.
















Автор

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, закончила факультет иностранных языков Казанского педагогического университета, а также сценарный факультет Московской школы кино. Она публиковала свои рассказы в литературных журналах, однако успех ей принес дебютный роман «Зулейха открывает глаза», благодаря которому Яхину называют «самой яркой дебютанткой в истории российской литературы новейшего времени». В 2018 году вышел второй роман писательницы - «Дети мои».

Время написания и публикация

Долгое время писательница нигде не могла опубликовать свое произведение, безуспешно отправляла текст во многие издательства и журнальные редакции. И все же в 2014 году отрывок из него появился в журнале «Сибирские огни», а в 2015 роман вышел отдельной книгой. В одном из своих интервью писательница призналась: «“Зулейха…” - это очень личная вещь, я вынашивала и писала ее почти три года».

История создания

В основе романа о жизни и судьбе раскулаченных лежит история переселения бабушки писательницы. Гузель Яхина поместила свою героиню Зулейху в ту же эпоху (с 1930 по 1946 годы) и провела ее тем же маршрутом: Казань - Красноярск - спецпоселение на Ангаре.

Автор рассказывает, что родителей ее бабушки раскулачили, когда той было всего 7 лет, всех их сослали на Ангару и «высадили на пустом берегу, в глухой тайге». Сначала они жили в землянках, потом удалось построить дом, появилась работа в трудовом поселке на золоторудном комбинате: «Когда подплываешь к этому месту по Ангаре, поселочек, стоящий на высоком пригорке, очень красиво отражается в реке, очень похоже на древнерусский былинный град». Бабушка прожила там целых 16 лет, а после вернулась домой.

Из сибирских рассказов бабушки в романе используется несколько эпизодов. Один из них - самый страшный - о том, как тонет баржа, набитая сотнями поселенцев, запертых в трюмах. Бабушка писательницы видела это всё своими глазами - она в это время находилась на другой барже, шедшей следом.
Сначала Яхина и вовсе хотела сделать главной героиней бабушку. Однако решила «омолодить» героиню и показать путь изменения характера и мировосприятия тридцатилетней женщины: «Мне показалось, что нужный возраст - 30 лет, когда человек еще способен измениться».

Писательница рассказывает, что изначально роман открывался важной сценой (теперь она помещена в центральную часть романа), когда героиня стоит перед гигантской картой Советского Союза и осознает, что она сама - «маленькая песчинка» в этом огромном мире, его часть. «От этой сцены - назад и вперед по ходу действия - стали развиваться, разворачиваться какие-то события. Но отправная точка - маленькая женщина и большая карта», - говорит автор книги.

Действие романа начинается в 1930 году и продолжается до 1946 года. В центре повествования - судьба молодой татарской женщины Зулейхи Валиевой, которая живет со строгим мужем и суровой свекровью в деревне в ежедневном рабском труде и постоянных унижениях. Представители новой власти во главе с коммунистом Иваном Игнатовым убивают ее мужа, а беременную Зулейху вместе с другими «кулаками», жителями деревень, петербургскими интеллигентами и прочими «врагами народа» везут в вагонах для скота в Сибирь, где на голом берегу Ангары те, кто смог выжить, строят «социалистический поселок» Семрук. Главным для маленькой женщины в этой новой жизни становится сын Юзуф и материнская самоотверженная любовь к нему.

Книга получила множество престижных российских литературных премий, среди которых «Книга года», «Большая книга» и «Ясная Поляна».

На сегодняшний день роман переведен на 30 языков, включая фарси, финский и китайский. Автор объясняет успех своей истории за рубежом тем, что психологический план книги для читателей важнее и интереснее, чем политический.

Изначально текст «Зулейхи…» писался как сценарий - отсюда и кинематографичность романа.

Стилистические особенности книги - смешение языков и фольклорный элемент наряду с религиозным. Яхина смешивает татарский и русский (в конце книги помещен словарик), а также вплетает в ткань текста легенды, народные рассказы и поверья о духах и мифологических существах.

Из всех персонажей книги (кроме параллелей образа Зулейхи с бабушкой автора) только один имеет реальный прототип - страшная деспотичная старуха Упыриха, образ которой сложился благодаря рассказам родных писательницы о ее властной родственнице. Все остальное в книге либо вымышлено, либо основано на воспоминаниях раскулаченных, сосланных и переживших ГУЛАГ.

Из-за сложных и серьезных тем коллективизации, репрессий, лагерей, историй о людях, которые лишились родного дома и были помещены в ужасающие условия, «Зулейху…» Яхиной сравнивают с произведениями Солженицына, Шолохова, Гроссмана и Шаламова, а также называют «женским вариантом» романа «Обитель» Захара Прилепина

…Отрывок из романа Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза»

Ангелы в клубе

В этом отрывке один из героев - ссыльный художник Иконников - расписывает поселковый клуб под видом «революционной агитации». Он рисует на его потолке изображения, похожие на иконы на церковном куполе, и располагает их по углам, на тех местах, где в православном храме изображаются ангелы или символы евангелистов.
Также в отрывке появляется сын главной героини Зулейхи - Юзуф.

конников лежал в закатном полумраке и смотрел на роспись… Завтра - предъявлять агитацию. Приедет Кузнец, будет щупать ее хищными глазками, прикидывать, достаточен ли идеологический посыл - а значит, оставить ли ее в клубе или содрать к чертям собачьим и сжечь, а самого автора - вон из мирной семрукской жизни, в лагеря, да подальше…

Иконников до предела выкручивает фитилек керосинки - и поднимает вверх. А там - небесный свод: прозрачная синева, по которой легко, перьями, плывут облака. Четыре человека вырастают из четырех углов потолка, напряженно тянут руки вверх, словно стараясь дотянуться до чего-то в центре… Златовласый врач в крахмально-белом халате, атлетический воин с винтовкой за спиной, агроном со связкой пшеницы и землемером на плече, мать с младенцем на руках - они молоды и сильны; лица - открыты, смелы и чрезвычайно напряжены, в них одно стремление - дотянуться до цели. До какой? В центре потолка - пустота.

Они тянутся к тому, чего не существует, так?

Нет, Белла, - Константин Арнольдович прикладывает узенькую ладошку к нижней губе, теребит тощую бороденку, - они тянутся друг к другу.

Илья Петрович, - спохватывается Изабелла, - а где же собственно агитация?

Будет, - усмехается тот. - Мне еще одну деталь осталось дописать, как раз за ночь успею…

Кузнец как приехал, - прямиком в клуб, агитацию смотреть. Встал посреди клуба, воткнул глаза в потолок; стоит, бровями шевелит, проникается. Иконников решает немного разрядить обстановку.

Начальство молчит, громко дышит.

Агитация представляет собой аллегорию… собирательный образ советского общества, - Иконников поднимает руку поочередно к каждой из парящих в небе фигур. - Защитник отечества - символ доблестных вооруженных сил. Мать с младенцем - всех советских женщин. Красный агроном… он же хлебороб… воплощает земледелие и вытекающее из него процветание нашей страны, а врач - защиту населения от болезней, а также всю советскую научную мысль, вместе взятую… Армия и мирное население, наука и земледелие в едином порыве устремлены к символу революции - красному знамени.

В центре потолка, где вчера еще синело высокое небо, реет гигантский, похожий на ковер-самолет, алый стяг… «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» - течет по его складкам увесистая, шитая толстым золотом надпись. Четыре фигуры по углам росписи, сразу будто уменьшившиеся в размерах, теперь истово тянут руки в определенном направлении - к знамени. <…>

Ну… - произносит наконец Кузнец. - Пробирает, хвалю. Такому мастеру и артель доверить можно.

И - хлоп Иконникова по сутулому плечу, тот еле на ногах устоял.

Начальство пошло вон, а Илья Петрович остался в клубе. Сел на стремянку, опустил голову в перепачканные краской руки, так и сидел, долго. Когда наконец поднял лицо, с потолка непривычно дохнуло горячим и красным - знамя.

Конечно, это были ангелы. Про них Юзуфу рассказывала мать: что парят они в небес­ных высях, питаются солнечным светом, иногда, невидимые, встают у людей за плечами и защищают в беде, а являются редко, только чтобы возвестить что-то очень важное. Мать их называла - фэрэштэ. По-русски - ангелы, значит.

Он так и спросил у Ильи Петровича: вы ангелов на потолке нарисовали? Тот заулыбался. Очень даже может быть, говорит.

Однажды, когда Иконникова не было в клубе, Юзуф залез на леса и тщательно изучил почти законченную роспись вблизи. Сначала долго лежал, смотрел на златовласого врача, а тот смотрел на Юзуфа. Глаза у врача были остро-синие, яркие, волос пышный, бараном. «На доктора нашего похож, - решил Юзуф. - Только молодой и без лысины».

Затем смотрел на агронома. Этот был еще моложе, совсем юноша, мечтательный, нежный; щеки бархатные, взгляд восторженный. Ни на кого не похож - не было в Семруке таких радостных лиц.

Иное дело воин: глаза строгие, упрямые, рот в нитку - вылитый комендант. Удивительно, как могут быть похожи люди и ангелы.

Женщина с ребенком была зеленоглаза, темные косы скручены на затылке; дите на руках - крошечное, полуслепое. Юзуф и не знал, что дети при рождении бывают такими мелкими. Интересно, ребенок ангела, когда вырастает, тоже становится ангелом? Додумать не успел - пришел Иконников.

Ну как, - спрашивает, - рассмотрел? И кто это, по-твоему?

Юзуф слез с лесов, деловито отряхнулся.

Конечно, - говорит, - ангелы, самые обыкновенные. Каждому понятно. Что я, маленький, что ли, таких вещей не понимать…

Заголовок дан редакцией

Фото Гузель Яхиной с сайта

Гузель Яхина

Зулейха открывает глаза

Книга публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST Intl.

© Яхина Г. Ш.

© ООО «Издательство АСТ»

Любовь и нежность в аду

Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов… Традиции этой школы – глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие – пришел новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина и легко встала в ряд этих мастеров.

Роман «Зулейха открывает глаза» – великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы – попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времен раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы.

Несколько кинематографичный стиль повествования усиливает драматизм действия и яркость образов, а публицистичность не только не разрушает повествования, но, напротив, оказывается достоинством романа. Автор возвращает читателя к словесности точного наблюдения, тонкой психологии и, что самое существенное, к той любви, без которой даже самые талантливые писатели превращаются в холодных регистраторов болезней времени. Словосочетание «женская литература» несет в себе пренебрежительный оттенок – в большой степени по милости мужской критики. Между тем женщины лишь в двадцатом веке освоили профессии, которые до этого времени считались мужскими: врачи, учителя, ученые, писатели. Плохих романов за время существования жанра мужчинами написано в сотни раз больше, чем женщинами, и с этим фактом трудно поспорить. Роман Гузель Яхиной – вне всякого сомнения – женский. О женской силе и женской слабости, о священном материнстве не на фоне английской детской, а на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества. И для меня остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду… Я от души поздравляю автора с прекрасной премьерой, а читателей – с великолепной прозой. Это блестящий старт.


Людмила Улицкая

Часть первая

Мокрая курица

Один день

Зулейха открывает глаза. Темно, как в погребе. Сонно вздыхают за тонкой занавеской гуси. Месячный жеребенок шлепает губами, ища материнское вымя. За окошком у изголовья – глухой стон январской метели. Но из щелей не дует – спасибо Муртазе, законопатил окна до холодов. Муртаза – хороший хозяин. И хороший муж. Он раскатисто и сочно всхрапывает на мужской половине. Спи крепче, перед рассветом – самый глубокий сон.

Пора. Аллах Всемогущий, дай исполнить задуманное – пусть никто не проснется.

Зулейха бесшумно спускает на пол одну босую ногу, вторую, опирается о печь и встает. За ночь та остыла, тепло ушло, холодный пол обжигает ступни. Обуться нельзя – бесшумно пройти в войлочных кота не получится, какая-нибудь половица да и скрипнет. Ничего, Зулейха потерпит. Держась рукой за шершавый бок печи, пробирается к выходу с женской половины. Здесь узко и тесно, но она помнит каждый угол, каждый уступ – полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными.

Сколько лет она замужем? Пятнадцать из своих тридцати? Это даже больше половины жизни, наверное. Нужно будет спросить у Муртазы, когда он будет в настроении, – пусть подсчитает.

Не запнуться о палас. Не удариться босой ногой о кованый сундук справа у стены. Перешагнуть скрипучую доску у изгиба печи. Беззвучно прошмыгнуть за ситцевую чаршау, отделяющую женскую часть избы от мужской… Вот уже и дверь недалеко.

Храп Муртазы ближе. Спи, спи ради Аллаха. Жена не должна таиться от мужа, но что поделаешь – приходится.

Теперь главное – не разбудить животных. Обычно они спят в зимнем хлеву, но в сильные холода Муртаза велит брать молодняк и птицу домой. Гуси не шевелятся, а жеребенок стукнул копытцем, встряхнул головой – проснулся, чертяка. Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако. Делает шаг, переступая высокий порог, – не хватало еще наступить на него именно сейчас и потревожить злых духов, тьфу-тьфу! – и оказывается в сенях. Притворяет дверь, опирается о нее спиной.

Слава Аллаху, часть пути пройдена.

В сенях холодно, как на улице, – кожу щиплет, рубаха не греет. Струи ледяного воздуха бьют сквозь щели пола в босые ступни. Но это не страшно.

Страшное – за дверью напротив.

Убырлы карчык – Упыриха. Зулейха ее так про себя называет. Слава Всевышнему, свекровь живет с ними не в одной избе. Дом Муртазы просторный, в две избы, соединенные общими сенями. В день, когда сорокапятилетний Муртаза привел в дом пятнадцатилетнюю Зулейху, Упыриха с мученической скорбью на лице сама перетаскала свои многочисленные сундуки, тюки и посуду в гостевую избу и заняла ее всю. «Не тронь!» – грозно крикнула она сыну, когда тот попытался помочь с переездом. И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадежно слепнуть, а еще через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить.

Никто не знал, сколько ей было на самом деле лет. Она утверждала, что сто. Муртаза недавно сел подсчитывать, долго сидел – и объявил: мать права, ей действительно около ста. Он был поздним ребенком, а сейчас уже сам – почти старик.

Упыриха обычно просыпается раньше всех и выносит в сени свое бережно хранимое сокровище – изящный ночной горшок молочно-белого фарфора с нежно-синими васильками на боку и причудливой крышкой (Муртаза привез как-то в подарок из Казани). Зулейхе полагается вскочить на зов свекрови, опорожнить и осторожно вымыть драгоценный сосуд – первым делом, перед тем, как топить печь, ставить тесто и выводить корову в стадо. Горе ей, если проспит эту утреннюю побудку. За пятнадцать лет Зулейха проспала дважды – и запретила себе вспоминать, что было потом.

← Вернуться

×
Вступай в сообщество «parkvak.ru»!
ВКонтакте:
Я уже подписан на сообщество «parkvak.ru»