Икона Пресвятой Богородицы «Премудрость Божия София. София премудрость божия

В Библии образ Софии Премудрости Божией занимает особое место. Он в равной мере принадлежит и Ветхому и Новому Завету, являясь именем, которое относится к лицу Господа, сотворившего вселенную, и одновременно одним из самых важных понятий, связанных с представлениями о присутствии и участии Бога в делах человеческих. На протяжении веков умы пророков, богословов, философов, поэтов, художников пытались раскрыть всеми доступными им способами его глубинный и многогранный смысл. Источником, питавшим их, помимо книг Премудрости - Притчей Соломоновых, Премудрости Соломона, Премудрости Иисуса, сына Сирахова, Екклезиаста, книги Иова, - Псалтири и книг Нового Завета, служили тексты литургии и богослужебных канонов, среди которых особо выделяется канон Козьмы Маиумского службы Великого четверга, в котором воспевается и получает истолкование образ Софии.

На Руси со времени принятия ею крещения существовало понимание Премудрости, полностью адекватное апостольскому: «А мы проповедуем Христа распятого… Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 23-24). Среди статей, включенных в Изборник 1073 вел. Киевского кн. Святослава, имеется толкование на 9-ю притчу Соломонову «Премудрость созда себе дом» Ипполита Римского (III в.) в редакции автора VI в. Анастасия Синаита, где говорится: «Христос Божия и отчая мудрость и сила… словом во плоти став, вселился в нас».

Икона София, Премудрость Божия (Киевская)

Так же понимал слова притчи митр. киевский Климент Смолятич, упомянувший об этом в послании к Фоме пресвитеру: «Вот о чем глаголет Соломон, говоря, что «премудрость создала себе храм»: премудрость - есть Божество, а храм - человечество, ибо Христос истинный Бог наш, как во храм вселился во плоть, принявши ее от пречистой владычицы нашей Богородицы». Спасителю были посвящены Софийские соборы Киева, Новгорода, Полоцка, построенные в 1-й пол. - сер. XI в. Об этом, в частности, свидетельствовали изображения, располагавшиеся над входами в эти соборы: в наосе Софии Киевской, на западной стене под хорами, Христос на троне, окруженный представителями великокняжеской династии, начиная с крестителя Руси кн. Владимира; грандиозное изображение Спасителя, известное по описаниям, над входом в Софию Новгородскую.

По сути каждый храм представлял собой тот «Дом Премудрости», о котором говорится в 9-й притче Соломоновой. Это подобие Святая Святых храма Соломона, где Господь обитал между крышкой Ковчега Завета и крыльями венчавших его херувимов, что подтверждают слова псалма, выложенные мозаикой над аркой алтаря Софии Киевской: «Бог посреди его: он не поколеблется; Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45, 6). Одновременно храм Софии являл образ Церкви как тела Христова: «Приступая к Нему [Господу], камню живому, …Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу, Иисусом Христом» (1 Пет. 2, 4-5).

В декоре Софийского собора в Киеве 40-х XI в. многочисленные изображения фигур святых, расположенные строго фронтально, действительно подобны камням, из которых сложено все здание. В соответствии с текстом Послания ап. Павла ефесянам, где говорится, что Церковь Христова утверждена «на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем» (Еф. 2, 20), в нижнем регистре росписи киевского храма расположены изображения апостолов Петра и Павла и многих пророков, как правило, занимающих в храмовых декорациях место в верхних пространственных зонах.

А медальон с образом Христа-Священника, пастыря народа, только что присоединенного к христианству, мозаичисты поместили в замке восточной подпружной арки, там, где и должно находиться «краеугольному», т. е. замковому, камню.

Таким же олицетворением Церкви является и Богородица, в которую, как в «царский чертог», Дом Премудрости, вселилось Божественное Слово, приняв от Пречистой Девы человеческую плоть. В мозаичном изображении Богоматери Оранты, украшающем алтарную конху Софийского собора в Киеве, эта архитектурная символика получила особенно мощное выражение.

Богоматерь Оранта. Мозаики XI в. Собор Святой Софии, Киев

Монументальная фигура Пречистой Девы неразрывно слита с массивом стены, что подчеркивает ее незыблемость и вместе с тем делает особенно убедительным сравнение храма с телом Христовым. Не менее внушительно сопоставление фигуры Богоматери Оранты с расположенной под нею сценой Евхаристии - причащения апостолов Христом. Она выступает здесь зримым символом нераздельного единства, монолитной цельности Церкви, созидаемой путем приобщения верных телу и крови Христовой.

Как творение Божественной Премудрости и одновременно как тело Христово, Церковь, олицетворяемая Богородицей, является его образом, или иконой. Об этом свидетельствует посвящение Софии многих храмов Византии и Древней Руси. Но слово «София» воспринималось не только как имя личное и как имя главного создания Премудрости - Церкви, прообразующей грядущее Царство Божие, где соединятся небо и земля.

Оно было также знаком Божьего присутствия, Божьей славы, печатью Духа Святого, которой отмечены чада и слуги Премудрости, наконец, название Его дара - духа мудрости. В сознании верующих образ ипостасной Премудрости - Иисуса Христа никогда не отделялся от его созданий, зримых свидетельств его благого действия, и от представления о многоразличных и неизъяснимых человеческим умом проявлениях божественного промысла в мире - «путях Господних».

Исследователи иконографии Софии Премудрости Божией, изучив литературные источники и материалы искусства Византии, Древней Руси и Западной Европы, выделили несколько типов изображений, связанных с темой Премудрости, соотносимых с определенными комплексами понятий и представлений. Их можно сгруппировать так:

1. София как персонифицированное изображение отвлеченного понятия высшего знания - мудрости, которой «цари царствуют и сильные пишут правду» (Притч. 8, 15). Для различения тонких оттенков иконографической символики важно особо акцентировать внимание на внеличностном («неипостасном») характере таких персонификаций. По типу они восходят к античным олицетворениям стихий, фигурам богов, нимф и муз. К числу наиболее ярких и наглядных примеров изображений такого рода относится миниатюра Псалтири X в. Парижской Национальной библиотеки, представляющая царя Давида между двумя женскими фигурами - олицетворениями Пророчества и Премудрости. Крылатые женские фигуры олицетворения Любви, Веры и Надежды находим в миниатюрах рукописи 1-й пол. XII в. Слов Григория Богослова, хранящейся в монастыре Св. Екатерины на Синае.

2. Внешне на олицетворения такого рода очень похожи изображения слуг Премудрости - представителей Небесной Иерархии. Как правило, это тоже женские фигуры в античных одеждах, без крыльев или с крыльями, стоящие по сторонам престола Божественной Премудрости. Но, в отличие от первых, они - действующие лица, не связанные ни с какими абстрактными понятиями. Ангелы либо прислуживают Премудрости, либо посылаются ею в качестве вестников, глашатаев, просвещающих, одаривающих или созывающих верных на пир. В иконе «Благовещение» н. XIV в. из собрания ГМИИ им. А. С. Пушкина в Москве изображена девушка - служанка в семиколонном Доме Премудрости.

3. Кроме того, в росписях храмов, миниатюрах рукописей, на иконах встречается особый тип изображения ангела Премудрости, в котором своеобразно сочетаются черты двух первых типов. Обычно эта фигура (крылатая или бескрылая), во всем похожая на олицетворение Мудрости, предстает в роли музы - вдохновительницы, инспиратора творчества писателя или художника, диктующей ему.

Ее отличают девичий тип лика и особый шести- или семилучевой нимб из перекрещенных ромбов - символ предвечного бытия и зиждительного божественного начала, о чем говорит и часто располагающаяся рядом надпись: «Премудрость Божия». Вместе с тем этот ангел - «посланник Премудрости», слуга, подающий дар божественной благодати избранникам Божьим, а потому слово «Премудрость», начертанное рядом с ним либо на его нимбе, означает название самого дара и одновременно указывает имя того, чьим посланником он является.

Одним из наиболее показательных в этом смысле изображений является тверская икона «Евангелист Матфей» XV в., где на звездчатом нимбе бескрылой фигуры ангела Премудрости имеется надпись: «ПР[Е]М[У]Д[РО]СТ[Ь]. Б[О]ЖЫА IСЪ. Х[РИ]С[ТО]ВА» (Премудрость Божия Иисуса Христова).

Собственно изображение акта передачи дара, момента откровения божественной воли, и является главной темой рассматриваемого иконографического типа. Иконы, фрески и миниатюры, представляющие олицетворение Премудрости, диктующей евангелистам слова божественного откровения - Священного Писания, наиболее наглядно ее раскрывают. При этом важно, что сам податель дара - Христос-Премудрость здесь обычно не изображается.

4. Но известны сцены, где именно сам Христос - Божественная Премудрость предстает в виде подателя даров Святого Духа, почивающих на нем. В них же можно видеть небольшие фигуры крылатых ангелов, которые в этом случае изображаются не как слуги, раздающие дары, а как олицетворения семи духов божественной благодати, которыми, согласно пророчеству Исайи (Ис. 11, 1-2), помазан Мессия - Сын Давидов. Это духи «премудрости и разума», «совета и крепости», «ведения и благочестия» и «дух страха Божия».

5. Среди изображений, сопровождающихся надписанием «София», олицетворений «Премудрости» как понятия благодатного действия Бога, божественного дара или представляющих вестников, слуг, посланцев Божественной Премудрости, особо выделяется фигура самой Премудрости как Божественной ипостаси, второго лица Троицы. «Рожденная прежде денницы» и сидящая одесную Отца” (Пс. 109, 1, 3), бывшая «в начале дел Божиих», она является образом Его благости, «зиждительным Словом», создательницей всего видимого и невидимого: «Возвеличились дела Твои, Господи: все Премудростию совершил Ты, исполнилась земля творениями Твоими» (Пс. 103, 24).

Спектр иконографических изводов, представляющих ипостасную Премудрость, весьма разнообразен: от изображения Христа Пантократора, сопровождаемого надписанием «София», до крылатой ангельской фигуры с крестчатым нимбом, вписанным в ромб или звездчатое сияние, - образ славы Отца. В их числе образы Христа Ангела Великого Совета, Христа Благое Молчание, Христа Недреманное Око, Христа Ветхого Деньми, Христа Великого архиерея и др. Относится к ним и изображение 12-летнего Христа во храме, поучающего старцев иерусалимских.

Христос Ангел Великого Совета

На Руси такие изображения стали известны не позже XIV в., о чем свидетельствует фреска притвора церкви Успения на Волотовом поле в Новгороде 1363. Здесь бескрылая фигура Премудрости, увенчанная звездчатым нимбом, представлена сидящей на фоне семиколонного базиликального храма, рядом с которым стоит трапеза. Тут же изображены 2 группы ее слуг. Одни готовят жертвенных животных для пира, др. отправляются созывать на пир верных и разумных.

В новгородском изображении пира представлен воплотившийся Логос, Иисус Христос, Божья сила и Божья Премудрость.

Аналогичные изображения Христа-ангела, обычно окруженного сонмом ангельских сил, особенно часто встречаются в миниатюрах XI-XIV вв., иллюстрирующих в византийских рукописях Слов Григория Богослова начало Второго слова на Святую Пасху: «На страже моей стану, говорит чудный Аввакум (Авв. 2, 1). Стану с ним ныне и я… Я стоял и смотрел: и вот муж восшедший на облака, муж весьма высокий, и образ его яко образ Ангела, и одежда его, как блистание мимолетящей молнии. Он воздел руку к Востоку, воскликнул громким голосом… и сказал: “ныне спасение миру!”»

Известно, что было сделано немало попыток запретить аллегорические изображения Христа. Трулльский церковный собор 691-692 в своем постановлении призывал писать Христа только по плотскому обличию. Много позже изображения Христа-ангела, равно как и изображения его в облике старца Ветхого Деньми, вызывали сомнение в их каноничности у традиционно мыслящих русских людей, что не раз становилось предметом рассмотрения на поместных Церковных соборах в XVI-XVII вв. Можно вспомнить знаменитое дело близкого к царю Ивану Грозному диак. Ивана Висковатого, возникшее в сер. XVI в. в связи с необычными изображениями Христа, в том числе и крылатого, на т. н. «Четырехчастной» иконе Благовещенского собора Московского Кремля. Тем не менее образ Христа-ангела на протяжении веков не утрачивал актуальности.

Объясняется это несколькими причинами. Прежде всего тем, что образ этот являлся важнейшим звеном космогонических и историософских представлений христианства, основывающихся на концепции предвечного плана создания всей твари и божественного Домостроительства, т. е. промыслительного действия Бога во вселенной, его попечительства о мире, спасении человечества и устроении Царства Божьего на земле.

«Мне , - писал ап. Павел ефесянам, - дана благодать… открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия, по предвечному определению, которое Он исполнил во Христе Иисусе» (Еф. 3, 8-11). Очевидно, адекватно воплотить мысль о предвечном существовании в лоне Отца, т. е. до воплощения, второго лица Триипостасного Божества, его творческого начала - Логоса, или Премудрости, не способен был никакой др. образ, кроме ангельского, указывающего на бесплотность и несотворенность. Этим же объясняются постоянные апелляции к книгам Ветхого Завета, в первую очередь к Псалтири и пророкам, встречающиеся в Евангелиях и апостольских посланиях, а затем у отцов и учителей Церкви.

В них образ еще не воплотившегося Сына Божьего, Ангела Великого Совета, как именует его прор. Исайя, занимает центральное место: «Отроча родися нам, Сын дан нам, владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Великого Совета Ангел, Чудный, Советник, Бог крепкий, Властелин, Князь мира, Отец будущего века» (Ис. 9, 6). Еще в IV в. Афанасий Александрийский задавался вопросом: «Если Бог есть Творец и Создатель, - созидает же Творец через Сына, и невозможно увидеть что-либо приведенное в бытие иначе, а не Словом, - то не хула ли, когда Бог есть творец, утверждать, что никогда не было зиждительного (т. е. созидающего. - Л. Л.) Его Слова и Премудрости?» (Против ариан слово 1. § 16). Он же продолжает: «Как воспевает Давид: “всё Премудростию сотворил еси” (Пс. 103, 24)… и эта Премудрость есть Слово; и это Слово есть Христос» (Против ариан слово 1. § 19).

Среди произведений средневекового русского искусства, может быть, самым замечательным и загадочным, вызывавшим и продолжающим поныне вызывать противоречивые суждения, является иконографический тип, созданный русскими иконниками и получивший в литературе начиная с XIX в. название «новгородского» по иконе Софийского собора в Новгороде. Он представляет собой архитектурно упорядоченную, гармонически выстроенную картину мира. В нем нашел воплощение весь комплекс идей, связанных с догматическими толкованиями образа Божественной Премудрости.

София Премудрость Божия изображается здесь в виде ангела с пламенеющим розовым или розово-красным ликом, с красными крыльями, сидящего на троне, утвержденном на семи столпах, по сторонам от которого в позах молитвенного обращения стоят Богоматерь и Иоанн Предтеча. Над ним изображен Христос Пантократор, благословляющий обеими руками, а еще выше - Этимасия, или Престол Уготованный, стоящий на арке небес и окруженный коленопреклоненными ангелами.

Известно, что на Руси уже в XVI в. этот плод утонченной богословской мысли и иконографического творчества вызывал множество недоуменных вопросов, заставлявших наиболее авторитетных церковных деятелей напоминать вопрошающим, что имя Премудрость Божия относится ко второму лицу Троицы, Богу Слова - Христу. При этом авторы ответов, в частности младший современник знаменитого богослова Максима Грека старец Зиновий Отенский, обращались к первоисточнику такого толкования образа Софии - словам апостола Павла.

Но поскольку толкование касалось прежде всего проблемы посвящения храмов Святой Софии и догматически правильного понимания самого имени Премудрости Божией, а не ее изображения, облик огнекрылого ангела продолжал смущать умы. Он требовал более подробных и убедительных толкований, объясняющих не только eго догматическую основу, но и суть самой изобразительной символики. Поэтому на иконах этого типа в сер. XVI в. стали появляться обширные надписи-комментарии, сопровождающие изображения Софии.

Так, на храмовой иконе Успенского собора Троице-Сергиевой лавры читаем: «Образ Софии Премудрости Божией проявляет Собою Пресвятой Богородицы неизглаголанного девства чистоту. Имеет же девство лицо огненно и над ушами тороки (ленточки, означающие всеведение и послушание воле Божьей), венец царский на голове, и над главою имеет Христа… Толкование: лицо огненное являет, поскольку девство уподобляется (имеет предназначение) Богу вместилищу быть; огонь же есть Бог, попаляющий страсти телесные и просвещающий душу девственную… Тороки же - осенение Святого Духа…»

Естественно, что такого рода аллегорические толкования лишь усложняли восприятие иконы и умножали число недоуменных вопросов. В XVIII-XIX вв. слово «София» воспринимается в основном как абстрактное понятие, которое в массовом сознании верующих уже не связывается с ипостасной Премудростью - Христом, в лучшем случае обозначая один из даров Святого Духа. Даже видные и образованные духовные лица затруднялись ответить на вопрос, почему различаются изображения Софии на храмовых иконах Софийских соборов Киева и Новгорода (на киевской иконе вместо ангела изображена Богоматерь, стоящая в семиколонном храме) и не совпадают дни престольных праздников, который в Новгороде с к. XV в. отмечается 15 авг., в день Успения Богородицы, а в Киеве - 8 сент., в день Рождества Богородицы? Философские и богословские искания к. XIX - н. XX в. сделали тему Софии как никогда актуальной и вместе с тем еще более усложнили ее. Но они же стимулировали научные исследования, в центре которых находились как библейские тексты и тексты древних богословских толкований, так и памятники иконографии.

Изображение Софии в образе огнекрылого и огнеликого Ангела Великого Совета находится здесь не просто в центре, но в средокрестии сцены, на пересечении ее горизонтальной и вертикальной осей. Первую ось образуют 3 фигуры: София, и Богоматерь, и Предтеча, стоящие по сторонам ее престола, как в деисусе. Вторую также составляет триморфная композиция: Этимасия, медальон с поясной фигурой Христа Пантократора и вновь Ангел Великого Совета.

Столь сложное построение и необычный для иконописи иконографический извод изображения уже сами по себе свидетельствуют о том, что его создатели замыслили таким образом соединить 2 главных аспекта, связанных с символикой образа Софии. Один из них - аспект «домостроительный», связанный с промыслительным действием Триипостасного Бога, нисходящего к людям «от престола Отца чрез Сына в Духе» и возвращающего им Царство Небесное.

На присутствие Святого Духа указывает царственный сан ангела - помазанника Божия. Этимасия означает сопребывание Христа в лоне Отца до воплощения и одновременно образ грядущего Царства Небесного, когда на трон воссядет Ветхий Деньми - Триипостасный Бог, чтобы судить народы. Полуфигура благословляющего архиерейским жестом Пантократора - образ земного служения Христа. Ангел Великого Совета - Христос, раскрывающий свою божественную сущность по Вознесении и при восшествии на трон Царствия Небесного после Страшного суда.

На то, что это именно Он, провозвещенный через пророков и через архангела Гавриила, благовествовавшего Марии, указывают Христос Пантократор, Богоматерь, держащая медальон с образом Христа-младенца, и Креститель, свидетельствовавший: «Вот Агнец Божий… Я видел Духа, сходящего с неба… и пребывающего на Нем» (Ин. 1, 29, 32).Второй аспект - экклесиологический, связанный с неизменной, истинной действительностью жизни Церкви, которая раскрывается как мистерия происходящего в ней соединения человека с Богом. Ее апогей наступает с концом человеческой истории - Вторым пришествием Христа, переходом времени в вечность, с наступлением «дня без вечера», открытием неба на земле и явлением истинной божественной сущности Царя вселенной.

Не случайно нижняя часть в иконах Софии «новгородского» извода уподобляется деисусному молению. Правда, в отличие от изображений деисуса в сценах Страшного суда этот больше похож на композиции, известные под именем «Предста Царица», или «Царский деисус». На них Христос и Богоматерь, согласно тексту 44-го псалма, изображаются в царских одеждах, указывая, т. о., на таинственный союз - «брак» Христа-Жениха и Богоматери-Церкви.Но в рассматриваемых нами иконах Богоматерь и Предтеча не только поклоняются Софии и молят Ее. Они стоят перед Ее престолом на возвышениях так же, как на иконах Ветхозаветной Троицы стоят перед трапезой Авраам и Ева. Т. е. акцентируется символика евхаристическая - Богоматерь и Предтеча являются здесь и слугами Божественной Премудрости, которые готовят трапезу и принимают от Софии для раздаяния дары Святого Духа.

Они как будто иллюстрируют слова евхаристического канона: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». А поскольку, согласно православному догмату, евхаристическая жертва приносится единой Троице, от которой Христос неотделим, и Он является одновременно «приносящим», «приносимым» и «принимающим» ее, то и изображается здесь трижды: как архиерей, приносящий жертву, - Пантократор, как жертва - Христос Эммануил в медальоне на груди Богородицы и как «огонь», приемлющий ее, - Ангел Великого Совета. Одинаковое звездчатое сияние, окружающее все 3 фигуры Христа, напоминает, что София Премудрость Божия, согласно учению крупнейших византийских богословов сер. XIV в., таких как архиеп. Солунский Григорий Палама и Патриарх Константинопольский Филофей, оставаясь ипостасным образом Христа, является «общей энергией Троицы».

Сам образ огнекрылого ангела, несомненно, навеян описаниями апокалиптических видений прор. Малахии и Иоанна Богослова. У Малахии (Мал. 3, 2) говорится об ангеле, подобном «огню расплавляющему»; в «Откровении» Иоанна - об ангеле с лицом, «как солнце, сияющее в силе своей» (Откр. 1, 16). В этой связи стоит обратить внимание на то, что в Москве в 1405 появляется первая известная нам в православном мире монументальная роспись на тему Апокалипсиса. Ее авторами были Феофан Грек, богослов и великий художник, старец Прохор и Андрей Рублев.

По смыслу изображение окруженного сияющей «славой» Софии-Ангела чрезвычайно схоже с центральной иконой полнофигурного деисусного чина из высокого иконостаса, хранящегося ныне в Благовещенском соборе Московского Кремля.

Она также связана с именем Феофана Грека. Здесь Христос, облаченный в белые с золотом одежды предвечного Бога - Ветхого Деньми, представлен на пламенеющем красном фоне восседающим на престоле в окружении темно-синей «славы» и небесных сил. Перед ним, как образом Триипостасного Божества и воплощенного Логоса-Софии, в позе слуг стоят Богоматерь, Предтеча, апостолы и творцы литургии - Василий Великий и Иоанн Златоуст.

В творчестве Феофана Грека, о котором мы можем судить по его фрескам в Новгороде, получила яркое воплощение мысль представителей византийского аскетического богословия - исихастов о возможности людям, достигшим совершенства, званным на пир Премудрости, ставшим «своими» Господу, зреть телесным, чувственным взором излияние божественной энергии. Вождь исихастов Григорий Палама писал об этом так: «Только чистые сердцем зрят Бога… который, будучи светом, живет в них и открывается любящим Его и любимым Им». Человек, возвысивший ум и душу до лицезрения божественного света, уподоблялся Моисею, который на горе Хорив видел ангела в несгорающем кусте купины.

Представляется интересным тот факт, что время появления интересующей нас иконографии на Руси совпадает с годами работы Феофана Грека в Москве в к. XIV - н. XV в. Косвенно об этом свидетельствует древнейшая известная сегодня икона этого извода, происходящая из Благовещенского собора Московского Кремля, которая была создана не позже 1-й четв. XV в. Комплекс идей, положенных в основание «новгородского» извода иконографии Софии Премудрости Божией, обнаруживает удивительную близость с идеями, которые были положены в основу композиции первых русских многоярусных иконостасов, возникших именно в это время, на рубеже XIV-XV вв. Их создатели использовали все ту же схему вертикальных триморфных композиций, получивших распространение в монументальной живописи. Внизу они расположили деисусный чин, выше праздники, еще выше Богоматерь Знамение с фланкирующими ее пророками. Весьма вероятно, что идея высокого иконостаса и иконография Софии «новгородского» типа родились в одной и той же среде художников, связанных с двором московского митр. Киприана.

Дальнейшее развитие русского высокого иконостаса, где одновременно с появлением новых ярусов икон развивается вертикальная ось, символика которой связана со все теми же идеями Домостроительства спасения, исходящего сверху от престола Господа Саваофа через пророков и Богоматерь ко Христу Пантократору, устрояющему Церковь на земле, вполне вписывается в логику построения иконы «София Премудрость Божия». Да и в самих композициях «София Премудрость Божия» в XVII в. вместо Этимасии начинают изображать сидящего на престоле Господа Саваофа. Особенно характерно это для ярославских храмовых росписей.

Со временем, когда узкий круг интеллектуалов, распространявших идеи исихастского учения в Москве, Новгороде, Твери и др. городах, постепенно распался, а теофанический аспект в восприятии образа Софии-Ангела утратил актуальность, делаются попытки дать новое истолкование изображениям та кого рода. Они получают широкое распространение с к. XV в., когда, как можно думать, икона крылатой Премудрости и стала храмовым образом Софийского собора Новгорода.

По сравнению с сохранившейся иконой 1-й четв. XV в., которая представляет целостную картину явления божественной славы, в них исчезают все теофанические мотивы, заметно ослабевает символика христологическая, связанная с началом ипостасным, уходит интонация личного молитвенного обращения ко Христу Ангелу Премудрости.

Иконы Софии Премудрости Божией «новгородского» извода все более уподобляются изображению Символа веры. Огнеликий ангел постепенно превращается в олицетворение абстрактного понятия «девства», а слово «премудрость» перестает восприниматься как имя, но окончательно превращается в понятие, связанное с даром Господа и с добродетелями, открывающими путь к Богу. Ключевую роль в раскрытии смысла этой композиции начинает играть изображение Богородицы-Церкви. Тематика экклесиологическая явно выходит на передний план. В к. XV в. архиеп. Новгородский Геннадий устанавливает в качестве престольного празднования Софийского собора день Успения Богородицы.

Такой выбор не был случайным. Успение - смерть Богородицы собирает у ее одра, как у евхаристического престола, всю Церковь, людей и ангелов. Оно прообразует возвращение человечества в лоно Господа и представляет своего рода парафраз Рождеству Христову.

Там сошедший с небес Христос, как спеленутый младенец, лежал в яслях в Вифлеемской пещере - здесь Христос возносит на небеса спеленутую душу Богоматери. В обеих сценах она является «мостом» или «лестницей», чудесным образом соединяющей землю и небо, человечество с Богом. Он и изображается здесь так, как обычно изображается Богоматерь Одигитрия, держащая на руках Младенца. Т. о., Успение, которое, по преданию, происходило в той же Сионской горнице, где Христос совершил Тайную вечерю с учениками, в понимании образованной части византийского и русского духовенства символизировало таинство созидания храма Божьего.

С усилением экклесиологической символики становятся все более заметны женские черты в образе Ангела-Софии. В новгородской иконе сер. XVI в. «Премудрость созда себе дом» бескрылая фигура Софии больше похожа на деву, чем на Эммануила - Христа-отрока. В храмовом образе киевского Софийского собора, появившемся в XVI или в XVII в., к которому восходит т. н. «киевский» извод, фигура Богородицы просто заменяет изображение Ангела.

В к. XVII в. появляются многочисленные варианты и модификации более традиционного «новгородского» иконографического типа. Канонически правильные, они часто представляют собой подобие подробного изобразительного комментария основ православного вероучения. В одном из них, называемом «София Крестная», на месте фигуры Ангела представлено изображение семиколонного храма. Его центральный столп - Распятие, утвержденное на престоле. Все вместе столпы символизируют 7 таинств Церкви и одновременно служат опорой расположенного выше трона Богородицы, которая сменила на нем Софию-Ангела.

В др. варианте, который можно встретить в храмовых росписях к. XVII в., напр. в храме Иоанна Предтечи в Толчкове в Ярославле, образ Софии «новгородского» извода трансформируется в изображение песнопения «О Тебе радуется». Причем место крылатого Ангела-Софии в центре композиции заняла фигура крылатого Иоанна Крестителя.

Цель таких изображений прежде всего вероучительная. Они уже никак не связаны с личным молитвенным опытом человека, не открывают его взору путь для возведения ума от мира зримого к незримому. Свидетельством тому служит приведенный выше текст «написания о Софии» и вся история толкований ее образа в русской иконописи XVI-XVIII вв.

И все же на интуитивном уровне русская культура и искусство проявляли и в относительно поздние времена поразительную чуткость в восприятии глубинного поэтического смысла образа Софии. Прежде всего это выражалось в живом ощущении существования нерасторжимой связи между Софией, источником святости и благодати, устрояющей жизнь на основе правды, гармонии и красоты, и Церковью, через которую, согласно уже цитировавшимся словам ап. Павла, открывается «многоразличная премудрость Божия», тайна Божественного промысла о человеке.

Это находило отражение в иконах, изображающих беседу Христа и самарянки у колодца, отцов Церкви, от уст и писаний которых берут начало потоки премудрости, в многочисленных иконах-притчах вроде изображения евангельской притчи «О слепце хромце» или притчи «О сладости мира», заимствованной из древнего сказания < Варлааме и Иоасафе.

Но главное заключалось в том. что образ Софии, казалось бы, утративший личные, ипостасные черты, продолжал ассоциироваться с космическим солнечным, светоносным началом и с тем местом, откуда этот свет изливался. Ощущение присутствия этого света святости, исходящего от Софии, присуще лучшим произведениям русской живописи XVII и даже XVIII вв. Сохраняется оно и на уровне крестьянской культуры.В массовом сознании образ Софии, сформированный под влиянием официальной, несколько абстрактной экклесиологической концепции, приобретает сказочные черты, в которых узнается главное - женское светлое и возвышенное начало, источник святости. Царственность связывает ее и с представлением о государстве, земле, городе, церкви.

Так, в духовном стихе о Егории (Георгии) Храбром говорится, что матерью его и трех его сестер была «царица благоверная, София премудрая», которая в церкви разоренного царевичем Деманищем (очевидно, преобразовавшимся из имп. Диоклетиана) Чернигова «об своему чаду Богу молится». Не трудно понять, что здесь произошла контаминация нескольких образов: свмц. Софии, у которой по житию было 3 дочери, Богоматери, родившей Спасителя мира, в роли которого выступает Георгий, и Софии как Церкви, ожидающей Второго пришествия Спасителя. И действительно, Георгий является здесь подобно воскресшему Христу, исходящему из ада под звуки пасхального колокольного звона: «вышел Егорий на Святую Русь, повидив Егорий свету белаго, солнца краснаго. Послышав Егорий гласу Божаго, гласу Божаго колокольного».

На уровне собственной поэтики фольклор воссоздает картину восстания мертвых из гробов и воссоединения их в Церковь, которая в принципиальном плане повторяет концепцию Божественного Домостроительства, осуществляемого Христом-Софией.

Л. Л.

Лит.: Соловьев В. С. София. Начало вселенского учения // Логос. 1992. Вып. 2; Кудрявцев П. Идея Св. Софии в русской литературе последних четырех десятилетий // Христианская мысль. Киев. 1916: Кн. 1. Кн. 9; 1917: Кн. 1; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1994; Он же. Купина неопалимая. Париж, 1927; Бердяев Н. Софиология // Путь. Вып. 16. Париж, 1929; Серафим, архиеп. (Соболев). Защита софианской ереси протоиереем С. Булгаковым. София, 1937; Филимонов Г. Д. Очерки русской христианской иконографии. София Премудрость Божия // Вестник Общества древнерусского искусства за 1874-76. Исследования. М., 1876; Флоренский П. А. Столп и утверждение Истины. М., 1914; Флоровский Г. О почитании Софии Премудрости Божией в Византии и на Руси // Тр. V съезда рус. академ. организаций за границей. Ч. 1. София, 1932; Яковлева А. И. Образ мира» в иконе «София Премудрость Божия» // Древнерусское искусство: Проблемы и атрибуции. М., 1977.
Ист.: София Премудрость Божия. М., 2000. С. 9-16.

На анонсе: Икона София Премудрость Божия Новгородская

Икона «София Премудрость Божия» встречается крайне редко, и обнаружить её затруднительно, хотя и существует несколько храмов, где этот образ покоится на одном из наиболее почётных мест.

Описание и значение

В изображении «Премудрость Божия София» заложена идея о перевоплощении Богородицы, позволяющем лицезреть Её премудрость. Образ Мудрости на этой иконе принадлежит Иисусу, отдавшему свою жизнь ради спасения людей, поскольку именно так его называют в апостольских посланиях. Помимо Богоматери-Софии рядом с Сыном Господа изображён Иоанн Предтеча, сопровождавший Спасителя на протяжении всей Его земной жизни. Христос окружён учениками, внимающими его проповедям.

Божья Матерь облачена в красивый хитон, голова ей покрыта, а ладони она протягивает вперёд. Над стоящей на серповидной луне Девой видны семь крылатых архангелов. У каждой из семи светлых сущностей в руках можно увидеть один из символов святости:

• у Михаила – меч с пламенем вместо лезвия;
• у Уриила – молния, опущенная острием вниз;
• у Рафаила – алавастр (алебастровый сосуд для хранения благовоний, в данном случае – мира);
• у Гавриила – распустившийся цветок лилии;
• у Селафиила – чётки;
• у Иегудиила — царская корона;
• у Варахиила – цветы, а сам он располагается на белом плате.

Превыше всех виден лик Бога Отца и Святой Дух. Также можно прочесть исходящие из уст Бога Отца слова «Аз утвердих стопы Ея», обращённые по всей видимости к образу Софии (Мудрости).

Под стопами Богородицы расположена церковь, где находятся тайные ветхозаветные записи. На иконе присутствует амвон (возвышение перед иконостасом), включающий в себя семь ступеней с надписями, несущими глубочайший смысл для каждого верующего человека:

1. Чистота помыслов;
2. Слава;
3. Благородство;
4. Смирение перед Господом;
5. Любовь;
6. Надежда;
7. Вера.

О «Софии» было сказано даже в книге Соломона, где отмечалось, что основная цель образа – напомнить всем христианам, с какой целью Спаситель пришёл к людям и от кого Он был рождён.

Вся икона дополнена надписью «Премудрость создай Себе Дом и утверди столпов седмь».

Из истории писания иконы

Изначальная цель написания состояла в пояснении идеи о триединстве Бога, его способности представать сразу в трёх лицах: Отца, Сына и Святого Духа.

По заверениям некоторых историков выбор имени для этого образа не был случайным, поскольку оно наиболее точно совпадает с его значением. Первое из значений, даваемое именем София – «Мудрость», а при переводе слова с греческого на французский получается «Троица».

Исходник изображения ранее хранился в храме Константинополя, но в наше время о нём никто ничего не может сказать достоверно, хотя на протяжении многих лет археологи проводили раскопки, стремясь найти именно эту икону. Сведений о её иконографических источниках также не было обнаружено.

Кроме того, многие верующие до сих пор пытаются выяснить для себя, почему же для изображения символизируемой Иисусом Божественной Мудрости была выбрана женская фигура. Но ответ всё ещё не найден.

По словам Афанасия Александрийского образ Мудрости применим не только к Деве Марии, но и к другим проявлениям духовной жизни. В том числе, это может относиться к церкви, святым или даже подразумевать человеческую душу, являющуюся хранительницей, даваемой Богом Премудрости.

Архиепископом Игнатием Воронежским было замечено, что храм Софии, как и Божественная Мудрость пребывает в небесном чертоге вместе с Богом и его ангелами. Но он же говорил о присутствии Мудрости во всех видимых и невидимых человеку мирах, в людских душах, церкви, на земле и на небе в равной степени.

Понять, а тем более принять, такую неоднозначность человеку крайне сложно. Но лишь через это можно постигнуть таинства духовной жизни. Поэтому столько паломников устремляются именно к образам «Софии».

Копии иконы

На Руси было крайне мало изводов «Софии», сейчас их стало немногим больше, но две из них сохраняют свою значимость для православных людей уже на протяжении нескольких веков.

Киевская

Одним из наиболее старинных списков иконы является Киевская икона «София Премудрость Божия». Изначально образ прибыл из византийской церкви Юстиниана, а ныне располагается в известном Софийском соборе.

Значение «Софии» Киевской в определённой степени отличается от общепринятого. Здесь присутствует символическое изображение пути между миром земным и небесным. Помимо архангелов присутствует изображение праотцов рода человеческого.

По обе стороны семи ступеней расположены библейские герои:

• Моисей (на его скрижалях присутствует наказ почитать Слово Божие);
• Аарон (брат Моисея, первый еврейский первосвященник);
• царь Давид;
• пророк Исаия;
• пророк Иеремия;
• пророк Иезекиль;
• пророк Даниил.

В изображении явственно замечается многократное подчёркивание символизма семерицы. По этой причине второе название иконы – «Семистолпная». Прообразом Богоматери здесь является Оранта – покровительница и защитница. Что касается изображений на столпах, то они сами и их символическое значение были подчерпнуты из книги Апокалипсиса.

Новгородская

Другой, подобный киевскому, образ находится в Новгороде и тоже имеет свои отличия. Его особенность заключается в том, что Богоматерь на нём вместе с Иоанном Предтечей молятся, стоя перед Спасителем. Поэтому тип новгородского извода определяют как деисусный.

Этот деревянный извод обрамлён золочёной ризой из серебра. Центральная фигура композиции на нём не Пресвятая Дева, а Господь Вседержитель, облачённый в царственные одеяния (подир), венец и украшенный драгоценностями пояс. Его десница (правая рука) сжимает увенчанный крестом скипетр, а левой ладонью он прижимает к груди свиток. Из-за спины Бога видны крылья из огня, а сам он восседает на золотом престоле, удерживаемом семью столпами.

В руках Предтечи также есть развёрнутый свиток, на котором значится «Аз свидетельствовах». Выше огненнокрылого Вседержителя изображён Спаситель, поднявший руку в благословляющем жесте.

На самом верху изображения можно увидеть престол из золота, поверх которого лежит раскрытая книга, символизирующая присутствие Бога. По обе стороны от него стоят коленопреклоненные ангелы (по трое слева и справа).

Фон иконы голубой, он должен символизировать украшенный звёздами небесный свод. Новгородский список «Софии» почитается как чудотворный. Благостная сила образа имеет документальные подтверждения в виде исторических записей. Согласно им, уже в 1542-м году женщина, страдавшая от болезни глаз, получила от «Премудрости Божией» прощение и исцеления.

Интересно, что впервые «София» оказалась в Новгороде только в 15-м веке, хотя посвящённую ей новгородскую церковь отстроили ещё в 989-м году (а киевскую – в 1037-м).

Ежегодно в день Успения пресвятой Богородицы Новгородская и Киевская иконы привлекают к себе тысячи христиан, надеющихся получить от мудрой Небесной Царицы помощь в делах или исцеление от болезней.

О чём молиться

Присутствие иконы «София Премудрость Божия» в любом доме придётся к месту, поскольку она способствует сохранению семейного благополучия. Молиться ей можно в любой момент, когда пожелает душа.

Хорошо, если для «Софии» и других образов будет отведён специальный святой уголок с лампадкой и свечами. Чаще всего этому лику Богородицы обращаются, чтобы:

• разрешать споры;
• сохранить семью от проблем и неурядиц;
• защитить дом от прихода злопыхателей и призвать в него людей благонастроенных, имеющих чистые помыслы.

По мнению всех молящихся перед иконой «София Премудрость Божия» Благодатная Мария не оставляет без внимания ни одну просьбу, на каждую приходит ответ в виде знака, события или просто разрешения ситуации.

Для обращения к иконе «София Премудрость Божия» можно выучить специальную молитву, но тогда её следует знать точно и читать верно. Эта молитва является обращением и к нашей покровительнице и заступнице Богоматери, и к Господу Богу. При правильном отношении, молящийся может обрести мудрость, необходимую для принятия правильного решения. Пособление Пресвятой Девы поможет сгладить не только семейные конфликты, и разрешить рабочие проблемы.

Обращаясь за помощью, не стоит ждать «гласа с неба», скорее всего знание придёт словно бы изнутри, нужно лишь научиться слышать и понимать услышанное.

В молитве к Пресвятой Деве допускается просить не только о своём благополучии, но и желать здоровья и счастья любому православному верующему, стремящемуся к исполнению заповедей и познанию учения Иисуса, желающему обрести толику мудрости.

Дни почитания:

• «София – Премудрость Божия» (Новгородская) – 28/15 августа (по новому/по старому стилю);
• «София – Премудрость Божия» (Киевская) – 21/8 сентября.

Один из самых странных образов в православной иконописи. Образ Софии появляется в XVI веке в Новгороде и быстро распространяется по Руси. Однозначной трактовки богословской трактовки этого образа нет. Его происхождение тоже не совсем понятно.

Прот. Георгий Флоровский видел в Новгородской Софии один из ручейков струи «латинского мудрствования», которая проникла через северо-западные земли на Русь и дала множество символических изображений.

«Новгородская икона св. Софии принадлежит к числу тех новых символических композиций, которые становятся обычными в русской иконописи с середины XVI в. В известном смысле это преобладание символизма означало распад иконного письма. Икона становится слишком литературной, начинает изображать не только лики, сколько идеи. Икона становится слишком часто своеобразной иллюстрацией к литературным текстам, иногда библейским, иногда житийным и апокрифическим. В этом новом литературном символизме очень сильны западные мотивы; прямое влияние западных (немецких и фламандских) гравюр не подлежит спору», - пишет Г. Флоровский.

Однако отсылки на католический мистицизм, которые делает Флоровский, звучат совершенно неубедительное, так как ничего подобного этому изображению у «латинов», равно как и у протестантов, мы не находим.

В противоположность ему Н. Кондаков полагал, что прототипом русских образов Софии является изображение Ангела Великого совета в царско-архиерейском облачении, над которым погрудное изображение Христа в медальоне. Такую миниатюру он обнаружил в синайской рукописи Иоанна Климака.

Первое упоминание этой иконы относится к 1510 году, когда великий князь Василий III, будучи в Новгороде "велел свещу негасимую пред Софиею Премудростию Божией день и нощщь, по старине, как была прежде". Несколько позже митрополит Макарий “самую чюдную икону святую Софею выше воздвиг” и велел написать ее вместе с другими образами над западными дверьми храма, где прежде была другая фреска.

В своем классическом виде первая русская икона Софии Премудрости Божией выглядит так: «На новгородской иконе изображена на первом плане человекообразная фигура юношеского возраста, подобная ангелу, с длинными разделенными надвое волосами и с большими крыльями, одетая в царский хитон или саккос, с омофором и бармами поверх саккоса; на голове венец с городами; в правой руке длинный жезл, в левой - свиток. Она восседает на византийской подушке золотого престола. По сторонам фигуры предстоят в наклонном положении, справа - св. Дева с Предвечным младенцем на круглом диске, держимом у груди обеими руками, а слева - Иоанн Предтеча во власянице и хламиде. Над головой центральной фигуры в малом круге поясной образ Спасителя, а выше образа, во всю ширину иконы, радуга, украшенная рядом звезд (обычно ее поддерживают ангелы); посреди же ее - престол с книгой».

Женская фигура обычно отождествляется с «Ангелом великого совета» (Исайя, IX, 6). Одновременно Премудрость рассматривается как атрибут второго лица св. Троицы. Изображение над ней Христа в медальоне объясняется символизацией двух его природ.

В XVII веке появляется Киевский образ Св. Софии, отличающийся от Новгородского и более «безупречный» с догматической точки зрения. По сути это икона Богородицы на фоне «дома», воздвигнутого Софией. На Руси отождествление Софии и Богородицы относится к более раннему периоду, мы находим его также в традиции празднования Успения Богоматери как престольного праздника Новгородского храма св. Софии и Рождества Богородицы как престольного храма Киевской Софии.

В 1722 году Синод официально запретил писать “образ премудрости Божией в лике некия девицы”. Сторонники этого запрета ссылались на западные влияния, однако весьма сомнительно, что эти влияния были католическими. Юлия Данзас предпочитает тут видеть отзвуки мистики Беме и европейской Каббалы.

Хотя говорить о гностическо-богомильских истоках образа Софии весьма рискованно, однако даже при поверхностном знакомстве с текстами Наг-Хаммади трудно отделаться от мысли, что Новгородская София как минимум представляет собой, явившийся спустя века забвения гностический архетип Софии-Премудрости. На некоторых иконах находящиеся один по другим медальоны с изображениями Бога Отцы, Бога-Сына, Софии и Богородицы сильно напоминают последовательности порождений гностических эонов. Хотя прямых аналогий с теми или иными текстами здесь нет, но некая общность идей явно прослеживается.

И оправдана премудрость (София) всеми чадами ее (Лк. 7:35).

Потому и премудрость (София) Божия сказала: пошлю к ним пророков и Апостолов, и из них одних убьют, а других изгонят (Лк. 11:49).

Мудрость (Софию) же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей. (1. Кор. 2:6-7).

Мне, наименьшему из всех святых, дана благодать сия - благовествовать язычникам неисследимое богатство Христово и открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия. (Еф. 3:8-10).

От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога (1 Кор. 1:30).

Сказал Святой: «Я хочу, чтобы вы знали, что первый Человек, которого называют "Породитель, Разум самосовершенный" [этот (Человек) по]размыслил с [Великой С]офией", Своей по[дру]гой. Он явил Своего Сына первородного, двуполого, Этого, мужское имя Которого "Прародитель, Сын Бога", Который есть Христос, Его (же) женское имя — "Прародительница София, Мать Всего", та, которую некоторые называют "Любовь". Прародитель же, Который называется "Христос", имея могущество от Своего Отца, сотворил Себе множество Ангелов бесчисленное для [служения] из [духа и све]та».(Премудрость Иисуса Христа).

«И Вера София отделила его от тьмы и призвала его направо от себя, Родоначальника же она поставила слева от себя. С того дня названо правое Справедливостью, а левое названо Несправедливостью. Поэтому принята <в мiрах всех> церковь Справедливости, и Несправедливость стоит над всеми творениями». (Трактат о происхождении мира).

София Премудрость. Благовещенский собор, Московского Кремля, 1-я четв. 15 века

София Премудрость. Тверь, 15 век.

София Премудрость. Русь, около 1600 года.

София Премудрость. Русь, вторая половина 17 века.

София Премудрость. Карелия, середина 17 века.

Подобные изображения Софии Премудрости были популярны в русской иконописи XVI-XVII веков. Необычная деталь - красные ткани одеяний ангелов, которые образуют как бы пяты небесной арки; небосвод - в виде свитка, у которого видна "оборотная" сторона. На нижнем поле иконы надпись, что она была вложена в церковь на Яндомозере крестьянами того же села на Онежском полуострове, к северу от Кижского погоста. Существующая деревянная яндомозерская Варваринская церковь была построена в 1650 г.

София Премудрость из церкви Николы Мокрого в Ярославле. Россия. 1670-е годы

Икона из церкви Николы Мокрого относится к так называемому новгородскому типу изображения Софии, сложившемуся в искусстве XV века. В основу композиции положены тексты ветхозаветных книг Притчей Соломоновых, Премудрости Соломоновой, книги пророка Исайи, а также Первого послания апостола Павла к коринфянам и богослужения Великого четверга. София Премудрость Божия представлена в виде огненноликого ангела, образ которого восходит к пророчеству Исайи об Ангеле Великого Совета (Ис. IX, 6) и к текстам Апокалипсиса. Ангел в царских одеждах и венце, с жезлом, восседает на престоле, опирающемся на семь столпов. Эта деталь соответствует тексту Притчей Соломоновых: «Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь» (Притч. IX, 1). По сторонам Софии на прямоугольных подножиях стоят Иоанн Предтеча, в руках которого свиток с надписью: «Се Агнец Божий, вземляй грехи мира, покайтеся...» (Ин. I, 29; Мф. III, 2), и Богоматерь со свитком, на котором читается текст: «Яко призре на смирение рабы своея...» (Лк. I, 48). Богоматерь и Предтеча изображены с крыльями и венцами (с конца XVI века эти атрибуты довольно часто встречаются в изображениях Софии). В толковании, возникшем на Руси примерно в одно время с иконографией Софии Премудрости, о Богоматери с Предтечей говорится, что оба они премудры, потому что девственны, и «сотворяют деятельная словеса», обладающие разумной силой. Еще одна особенность изображения Богоматери на ярославской иконе - отсутствие традиционной фигуры Младенца в ее лоне.

Над огненным ангелом-Софией помещено окруженное славой изображение Христа - воплощенной Премудрости. Двенадцать лучей славы, вероятно, символизируют двенадцать апостолов. В верхней части композиции представлены Этимасия - Уготованный Престол, на который возложено Евангелие, и небесный полукруг с ангелами. Изображение Этимасии напоминает о грядущем Втором пришествии Христовом и Страшном Суде. Таким образом, трехчастная структура иконы соответствует этапам Божественного домостроительства - предвечному рождению Сына от Отца, воплощению Сына от Девы и Его вечному царству на небесах.

София Премудрость, 17 век (фрагмент)

София Премудрость, 17 век

София Премудрость Киевская, середина 18 века.

Икона Софии, Премудрости Божией (Киевская), занимает особое место в Русской Православной Церкви. На иконе изображена Божия Матерь и воплотившаяся из Нее Ипостасная Премудрость - Сын Божий. Под Премудростью, или Софией, разумеется Сын Божий, о Котором в Книге Притчей Соломоновых сказано: "Премудрость созда Себе Дом и утверди столпов седмь" (9, 1), В этих словах содержится указание на Христа, Сына Божия, Который в посланиях апостольских именуется "Божиею Премудростью" (1 Кор. 1, 30), а в слове "Дом" содержится указание на Пресвятую Деву Марию, от Которой воплотился Сын Божий. Изображение иконы свидетельствует об исполнении пророчества. На иконе Софии Киевской изображен храм и стоящая в нем Богоматерь в хитоне, с покрывалом на голове, под сенью, поддерживаемой семью столпами. Руки и ладони Ее распростерты, а стопы утверждены на серповидной луне. Божия Матерь держит Предвечного Младенца, благословляющего правой рукой, в левой руке Младенца держава. На карнизе сени начертаны слова из Книги Притчей: "Премудрость созда Себе Дом и утверди столпов седмь". Над сенью изображен Бог Отец и Бог Дух Святый. Из уст Бога Отца исходят слова: "Аз утвердих стопы Ея". По обе стороны изображены семь Архангелов с распростертыми крыльями, держащих знаки Своего служения в руках: с правой стороны - Михаил с пламенным мечом Уриил - с молнией, опущенной вниз, Рафаил - с алавастром мира; с левой стороны - Гавриил с цветком лилии, Селафиил - с четками, Иегудиил - с царской короной и Варахиил - с цветами на белом плате. Под облаком с серповидной луной, служащей подножием Богоматери, изображен амвон с семью ступенями (изображающий Церковь Божию на земле), со стоящими на них ветхозаветными тайнозрителями воплощения Премудрости - праотцами и пророками. На каждой из семи ступеней амвона надписи: вера, надежда, любовь, чистота, смирение, благость, слава. Семь ступеней амвона утверждаются на семи столпах, на которых начертаны взятые из Апокалипсиса изображения и их объяснения.

София Премудрость с архангелами Михаилом и Гавриилом. Тайная вечеря. XIX век.

Святая София, середина 19 века.

Святая София. Преломление хлеба.

Святая София. Современная фреска.

София Премудрость Божия — сокровенное понятие православного богословия. Родившееся в тиши мистических созерцаний, оно обретает в истории восточно-христианской цивилизации не только религиозные, но и социально-нравственные, общекультурные смыслы.

В Византии Софией именуется главный храм — символ посвящения Богу христианской империи, устроенной Промыслом Всевышнего. Гармония и соразмерность пространств, золотое мерцание смальты, величественные фигуры мозаик, словно объединённые ритмом небесной литургии, образы императоров, смиренно подносящих Богу плоды своей государственной деятельности, — модели основанных ими городов и возведённых храмов… Иконографическая и архитектурная программа Святой Софии Константинопольской с особой силой и убедительностью выражает идею присутствия Бога в истории, длящееся «здесь и сейчас» действие Божественного Логоса в мире. Во времена, когда чистота и непосредственность восприятия храмового искусства не были ещё замутнены и стёрты, люди ощущали красоту и благолепие Софии как самое явственное доказательство истинности православия. Знамениты слова послов князя Владимира Святославича, сохранённые Повестью временных лет: «…не знаем, на небе ли мы находились или на земле, потому что на земле нет такого вида и красоты, и мы не в состоянии их описать; знаем только, что там с людьми обитает Бог… Забыть этой красоты мы не можем, ибо всякий человек, вкусив сладкого, отвращается от горького». Константинопольская София стала как бы «крёстной матерью» православной Руси, воспринявшей, по словам Сергея Аверинцева, «красоту как святость».
Распространено мнение, что посвящение храмов Софии Премудрости Божией началось лишь в VI веке, в эпоху Юстиниана Великого. Действительно, после Софии Константинопольской в ключевых городах Византийской империи (Трапезунд, Салоники, Никосия, Охрид, Эдесса, Херсонес — место крещения князя Владимира, Сугдея — Судак) один за другим возникают Софийские храмы. Но сам величественный Юстинианов храм был возведён на месте древней церкви Софии, сгоревший во время восстания «Ника». Известна также ранняя, доюстинианова церковь Софии, построенная в городе Средец (Сердика, ныне — София, столица Болгарии) и сохранившаяся до наших дней.
И всё же именно с Софией Константинопольской прочно связана воплощённая идея Софии Премудрости Божией. Скажем несколько слов об этом прообразе русских Софийских церквей, о котором историк архитектуры Шуази писал, что «никогда гении Рима и Востока не давали в их соединении столь поразительного и гармоничного произведения». Решение о строительстве нового обширного храма император Юстиниан принял через сорок дней после усмирения мятежа «Ника». Разработка проекта была поручена двум архитекторам, Анфимию из Трал и Исидору из Милета, сполна владевшим известными тогда началами премудрости (сегодня мы бы назвали их специалистами не только в области зодчества, но и в сфере физики). Значительнейшие города империи, в которых ещё сохранялись памятники древнего искусства, участвовали добровольными и подневольными жертвами в украшении Святой Софии Константинопольской. Из Рима были доставлены восемь порфировых колонн, взятых из храма Солнца; Эфес пожертвовал восемь колонн из зелёного мрамора. Из Кизика, Троады и Афин были привезены в столицу лучшие украшения. Но драгоценные мраморы не удовлетворяли Юстиниана — он употреблял в дело золото, серебро, слоновую кость… 10 тысяч человек строили грандиозный собор в течение четырёх с небольшим лет, и 27 декабря 537 года храм был освящён. При Юстиниане штат служащих при храме был рассчитан на 555 человек. Позднее это число возросло до 600.
Архитектурным чудом стал знаменитый купол, более 30 метров в диаметре, господствующий над средним кораблём и опирающийся на четыре вогнутые треугольника-паруса, в свою очередь утверждённые на четырёх массивных пилонах. Чтобы точки опоры не подавались и всё здание не расползлось, во время строительства ежедневно совершались богослужения, а в самый корпус здания вкладывались частицы мощей. Современник строительства Прокопий Кесарийский писал о храме как об образе космоса, одухотворённого незримым присутствием Бога: «Место это не извне освещается солнцем, но блеск рождается в нём самом». Опоясанный у основания лентой окон купол рождал впечатление висящего в воздухе — словно бы он был спущен с неба на золотой цепи…
Предание говорит, что имя храму подсказал Юстиниану ангел. «Сказание о Софеи Премудрости Божией», сохранившееся в Новгородском патерике (список XVII века), повествует: царь «оскорбися о сем, как нарещи церковь, и ангел предста во образе, якоже отрока, и нарече именем во имя Святой Софеи, еже суть Премудрость Божия». В алтаре Софии Константинопольской находилось изображение архангела Михаила как стража храма (образ архистратига-полководца «небесных сил бесплотных» также начинает связываться с софийской тематикой).

ЛИК САМОЙ РОССИИ
После раскрытия реставраторами древней иконописи Владимирской Богоматери Максимилиан Волошин написал такие строки:

…Из-под риз и набожной коросты
Ты явила подлинный свой лик,
Светлый лик Премудрости Софии,
Луч надежды в горестной судьбе,
А в грядущем — лик самой России,
Вопреки наветам и борьбе.

Для Руси-России тема Софии-Премудрости стала выражением веры в Творящее вселенную Слово, воплотившееся ради спасения человечества. Акцент на воплощении сближал с софийной тематикой образ Богоматери. Служение Приснодевы Марии осмысливалось средневековыми авторами как «храм Премудрости». Софийские храмы на Руси были зримым подтверждением продолжения традиции сакральной, богоцентричной государственности: примечательно, что Иван Грозный, одно время задумывавший перенос столицы в Вологду, повелел строить здесь собор Успения Богородицы, получивший имя Софийского. Иконы Святой Софии, известные в нескольких вариантах, или «переводах» (киевском, новгородском, ярославском, — вероятно, существовал и полоцкий, но его памятников не сохранилось), являются сложными аллегорическими композициями, показывающими высокий уровень богословско-символического сознания Древней Руси.
Искусствовед Вера Брюсова даёт следующую классификацию софийных образов. В киевской иконографии София выступает как Богоматерь, Матерь Еммануилова. В новгородской иконографии она имеет вид Девы, но в разных переводах, а также предстаёт в образе Еммануила. В ярославском изводе (в частности, на фреске храма Св. Иоанна Златоуста, датируемой XVI—XVIII веками) главное место принадлежит Богоматери в семистолпном Соломоновом храме, с Христом на кресте (Распятие становится как бы седьмым столпом). Храм-киворий увенчан образом Господа Саваофа и окружён несколькими ярусами изображений святых: пророков, апостолов, святителей, мучеников и мучениц. Позднее эта композиция — восходящая к библейским стихам из книги Притч Соломона (9:1 и след.) — расширяется, дополняется и получает название «Премудрость созда себе храм».
Наиболее известный и широко распространённый вариант иконы Софии Премудрости Божией известен с середины XV века как храмовый образ Софийского собора в Новгороде. Наиболее вероятно, что этот иконографический извод возник во времена архиепископства Евфимия II и особенное распространение получил при Геннадии Новгородском, а затем — при митрополите Макарии Московском. Это изображение широко распространилось по всей Северо-Восточной Руси (в том числе и по Ярославской земле). На нём мы видим «огнезрачного» («огневидного»), огнекрылого ангела (иногда описываемого как Дева), восседающего на четвероножном с подушкою огненного цвета золотом престоле, на фоне круглого сияния-«славы». Ангел изображён в царском венце, в царском далматике. В правой руке его — жезл с лучезарным крестом наверху, в левой руке — свиток. По сторонам предстоят Богоматерь и Иоанн Предтеча; над головою Софии — поясная фигура Христа. Вверху композицию охватывает свиток неба, где находится Этимасия — Престол уготованный. Храмовый праздник иконы был установлен на день Успения Богоматери.
Библейская и иконографическая тема Премудрости породила множество толкований, которые были живым и актуальным чтением. Уже в одном из первых памятников восточнославянской письменности — Изборнике Святослава 1073 года — можно обнаружить так называемое толкование Ипполита-Анастасия. Специально для новгородской иконы, как её истолкование, было написано «Слово о Премудрости», сохранившееся в трёх списках XV и XVI веков. «Повесть известна о Софеи Премудрости Божии» принадлежит перу известного духовного писателя XVI века Зиновия Отенского. Во второй четверти XVII века для новгородского Софийского собора Семёном Шаховским написана «Служба Святой Софии». Наконец, в 1687 году Игнатием Римским-Корсаковым, архимандритом московского Новоспасского монастыря, родовой усыпальница Романовых, было сложено в стиле придворного панегирика обстоятельное «Изъяснение Софии» (текст был вручён царевне Софье Алексеевне при отправке войск в Крым)…
«Переливаясь» через богословские границы, семантика Софии связывалась с такими понятиями, как созидательное строительство, творческое познание, духовное единение. По справедливому замечанию известного византиниста А. Н. Грабара (1896—1990), ни один сюжет не связан так тесно с религиозной историей России, как София Премудрость Божия: начиная с древнейших времён и до наших дней она является темой, испытывающей проницательность комментаторов.

«ОБМОРОК ДУХОВНЫЙ»
Проблема в том, что с конца XIX века, после нескольких философских и поэтических произведений (а ещё больше личных бесед-откровений) Владимира Соловьёва, категория Святой Софии стала объектом мистико-магических спекуляций, породивших целую «софиологическую» литературу. Отголоски софиологических споров слышны и поныне, и порой трудно бывает сразу понять, какую именно трактовку образа Святой Софии исповедует тот или иной уважаемый автор. Благодаря деятельности философов и богословов-эмигрантов, за рубежом термин «София» прочно вошёл в число «русских брендов»: когда трудно бывает сказать что-либо внятное относительно «русской души», говорят о её софийности…
Соловьёв пришёл к теме Софии как Мировой Души, Вечной Женственности от метафизического оптимизма, от оправдания космоса: «На тёмной основе разлада и хаоса невидимая сила выводит светлые нити всеобщей жизни и слаживает разрозненные черты вселенной в светлые образы». Управляющий бытием космический принцип в одном стихотворении Соловьёва именуется «тёмного хаоса светлая дочь»… В 1890-е годы, ближе к концу жизни, Владимир Сергеевич оказался буквально захвачен магическим вихрем, имевшим отчётливую эротическую окраску: им постулируется существование некоего женского аспекта Божества («женственной тени Божества»), который обладает личностным бытием.
В произведении «Смысл любви» утверждается, что стремящаяся к реализации и воплощению «вечная Женственность не есть только бездейственный образ в уме Божества, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть процесс её реализации и воплощения в великом многообразии форм и степеней». Оказывается, что именно к этому странному космическому существу (сильно смахивающему на языческую богиню — супругу бога-демиурга) возводят свои чувства, сами того не осознавая, все влюблённые и любящие: «Небесный предмет нашей любви только один, всегда и для всех один и тот же — вечная женственность Божия». Священник Георгий Флоровский, обладавший удивительным качеством духовного трезвения, характеризует «софийные» опусы безбрачного философа как «жуткий оккультный проект соединения человечества с Богом через разнополую любовь». Действительно, Владимир Сергеевич утверждает, что «превращение индивидуального женского существа в неотделимый от своего источника луч вечной Божественной женственности будет действительным, не субъективным только, а и объективным воссоединением индивидуального человека с Богом, восстановлением в нём живого и бессмертного образа Божия».
Не вызывает сомнений, что за подобными построениями стоит личный визионерский опыт Соловьёва, вызывающий сильные сомнения относительно своей доброкачественности. Беспощадный Флоровский пишет о поздних годах Соловьёва: «Это был, кажется, самый тёмный период в его жизни, «обморок духовный», соблазн эротической магией, время гнилой и чёрной страсти». Очевидно, сын великого историка в молодости пережил нечто, истолкованное им как встречу с Душой Мира (этот спиритуалистический опыт описан им в поэме «Три свидания»). На протяжении всей жизни Соловьёв сохранял верность «Деве Радужных Ворот» своих видений, воспевал её в стихах и ожидал её пришествия в «нетленном теле». Незадолго до смерти философа с ним произошёл трагикомический эпизод, воспринимаемый некоторыми авторами как «возмездие мистицисту». Однажды к Владимиру Сергеевичу явилась немолодая дама, Анна Шмидт, и решительно и на полном серьёзе заявила, что именно она-то и есть воплощение Софии, а Соловьёв — воплощённый Логос. Встревоженный философ попросил даму ни с кем о нём не разговаривать, а лучше больше молиться… Однако госпожа Шмидт не успокоилась и после смерти Соловьёва, будучи уже окончательно безумной старушкой, досаждала своими визитами Блоку.
Но у Александра Александровича была своя кандидатура на роль Девы Радужных Ворот — его супруга Любовь Дмитриевна Менделеева. «Вечная Женственность» стала одной из излюбленных тем серебряного века, особенно популярна она была в кружке, собиравшемся в имении Блока Шахматово. Сегодня может показаться несколько патологичным и диким, но совершеннолетние, образованные и талантливые люди (среди которых, кстати, был поэт Андрей Белый) летом 1904 года объявили молодую жену Блока воплощением Вечной Женственности и начали ритуально почитать её (самое занятное, что муж также был не против). Но мистериями нельзя забавляться. Игровой культ закончился нервными срывами и психологическими надломами. Однако следует признать, что Блок с друзьями в точности следовали соловьёвской программе, предусматривавшей «прозревание» в обычной женщине нетленных черт Софии… Как вспоминал один из очевидцев событий и настроений тех лет Георгий Чулков, «вокруг «вечно-женственного» возникали такие марева, что кружились не только слабые головы, но и головы достаточно сильные. И «высшее» оказывалось порою «бездною внизу».
Владимир Соловьёв был человеком достаточно мало церковным, и его построения до поры до времени не затрагивали богословского сознания Церкви. Положение изменилось, когда с софиологических позиций стали выступать мыслители, облечённые пастырским саном, — священник Павел Флоренский, протоиерей Сергий Булгаков. Богословское творчество отца Павла оказалось прервано (как затем и его жизнь) большевистскими репрессиями, но Сергею Булгакову удалось превратить руководимый им Богословский институт в Париже в настоящий оплот софиологии. Следует отметить, что споры о Святой Софии отравляли не только философско-интеллектуальную, но и моральную атмосферу парижского острова Русского Зарубежья. Чего стоит один известный эпизод, относящийся к времени апогея дискуссий (ноябрь 1935 года). Один из участников религиозно-философского диспута, софиологически настроенный Борис Вышеславцев (автор книги «Этика преображённого эроса») после завершения полемики, вконец потеряв самообладание, до крови избил своего оппонента Максима Ковалевского. Видимо, его эрос оказался преображён далеко не до конца… Характерно, что другу Вышеславцева, Николаю Бердяеву, принадлежит в высшей степени критическое замечание: «Люди, поверившие в Софию, но не поверившие в Христа, не могли различать реальностей».
Среди определений Святой Софии, рассыпанных в трудах Флоренского и Булгакова, помимо чисто художественных образов («Великий Корень целокупной твари» и т. п.), содержится немало таких, которые вызывают ощущение какого-то нового богостроительства: «идея Бога», «творческое начало мира», «Царство, Сила и Слава Бога», «святость твари», «самое истинное, чистое и полное человечество», «Великое, Царственное и Женственное Существо» и, наконец, особенно неудачные: «богиня» и «четвёртая ипостась». София оказывается живым существом, имеющим личностное бытие, «ни Богом, ни вечным Сыном Божиим, ни ангелом, ни святым человеком» (Флоренский, «Столп и утверждение истины») и в то же время «гранью, которая находится между Богом и миром, Творцом и тварью, сама не есть ни то, ни другое, а нечто совершенно особое, одновременно соединяющее и разъединяющее то и другое» (Булгаков, «Свет невечерний»).
В определённый момент софиологические конструкции стали реально угрожать религиозно-культурной идентичности русской эмиграции. Необходимо назвать имена тех, кто показал в своих работах действительную оторванность софиологов от христианской традиции. После появления блестящего церковно-исторического исследования «О почитании Софии Премудрости Божией в Византии и на Руси» стал очевидным недостаточный уровень компетенции Булгакова, Флоренского и их последователей. В борьбе с «новоизмышленным соблазном» соединились силы зарубежья и остававшейся в Отечестве Церкви. Живший в эмиграции богослов Владимир Лосский подготовил материалы Указа Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (который сам был выдающимся теологом). Осуждающий софиологию как еретическое учение документ появился в 1935 году. Для той части эмиграции, которая не признавала «подсоветского» церковного руководства, имело значение мнение ярого монархиста архиепископа Серафима (Соболева). Его книга «Новое учение о Софии Премудрости Божией», содержащая обстоятельный, по пунктам, критический разбор писаний софиологов, вышла в свет в том же 1935 году в столице царской Болгарии Софии. После выхода этих исследований софиологические споры пошли на спад и в годы Второй мировой войны практически угасли.

ХРИСТОС — ПРЕМУДРОСТЬ БОЖИЯ
Почему же для консервативно настроенных православных христиан размышления Соловьёва, Булгакова, Флоренского представлялись не просто ересью, а прямым кощунством? Дело в том, что таинственная, эзотерическая символика Святой Софии имеет вполне чёткое догматическое измерение. А догматы, по словам того же Булгакова, есть «бухгалтерия религиозного опыта» — ограда, призванная оберегать святыни веры. Кого подразумевает под Софией христианская традиция? Ответ вполне ясен. Ипостасной, личностной Премудростью Божией Церковь именует Христа.
Концепция Божественной Премудрости выражена в ряде книг Ветхого Завета — в особенности подробно о ней повествуют книга Притчей Соломоновых и неканонические Премудрости Соломона и Премудрости Иисуса сына Сирахова. Приведём одно из самых известных мест, повествующих о Премудрости (Притч. 8:22 — 31): «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда ещё не существовали бездны, когда ещё не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда ещё Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нём художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицеем Его во всё время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими».
Суммируя труд многих поколений истолкователей, «Толковая Библия» отмечает: «В этом отделе отцы и учители Церкви не без основания усматривали под предвечною и миротворящую Премудростью ипостасную Премудрость, Второе Лицо Пресвятой Троицы, Сына Божия, сближая понятие о ней с понятием о Слове Божием, которое, по учению Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, изначала было у Бога, само было Бог, через Которое «всё произошло, и без Которого не начало быть ничто, что произошло» (Ин. 1:1—3, ср. Евр. 1:2; Откр. 3:14). Следующая глава Притчей открывается стихами, которые легли в основу одного из переводов Софийной иконы: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино своё и приготовила трапезу…» Жертвенный «Пир Премудрости» воспринимается как прообраз новозаветной евхаристической трапезы и искупительной жертвы Христа. Образ основанного Премудростью дома — символ устроения Ипостасною Премудростью Царства Божия или Церкви среди людей, для их духовного питания, просвещения и освящения. Семь столпов истолковывались как семь даров Святого Духа (премудрость, разум, совет, крепость, ведение, благочестие, страх Господен — см. Ис. 11:1 — 3), семь таинств Церкви, семь апокалиптических церквей, семь Вселенских соборов.
В первые века христианства учение об Иисусе Христе как о Премудрости Божией ещё не установилось окончательно в общецерковном сознании. Святой Феофил епископ Антиохийский (умер в 80-е годы II века) и святой Ириней епископ Лионский (130—202) отождествляли Премудрость с Третьим Лицом Святой Троицы, Духом Святым. Позднее Ипполит (III век), ученик Иринея Лионского и великого Оригена, создал классическое толкование 9-й главы Притчей. В Изборнике оно помещено в составе вопросов и ответов Анастасия Синаита: «Христос Божия и Отча мудрость и сила (созда) свою плоть; Слово бо плоть бысть и вселися в ны и утверьди столп седмь Святаго Духа седьморицею, якоже рече Исаиа…» Толкование Премудрости как Второй Ипостаси развивали святые Киприан Карфагенский, Афанасий Александрийский, Василий Великий.
Архиепископ Серафим Соболев в книге «Новое учение о Святой Софии» приводит обзор деяний Вселенских соборов, однозначно свидетельствующий, что понимание Премудрости как Логоса — Христа твёрдо установилось в догматическом сознании Церкви. Это же понимание отражено и в литургической практике православия. Канон на Великий четверг преподобного Козьмы Маюмского содержит следующие слова, связывающие в рамках софийной темы образы Христа и Богоматери: «Сотворившая и сохраняющая всё живущее беспредельная Премудрость Божия создала себе жилище от чистой безмужней Матери, ибо облекшись в храм телесный, Христос, Бог наш, торжественно прославился».
То же самое восприятие Софии отражено в иконописи и храмоздательстве. Одно из наиболее ранних изображений Софии имелось в катакомбах близ Александрии. Оно было описано русским исследователем Кондаковым в начале ХХ века, но ныне, к сожалению, утрачено. Премудрость имела вид Еммануила с крыльями и надписью «sofha». Позднее (в основном на Западе) Софию изображают и как Ипостасную Премудрость — Христа, и как олицетворение мудрости — порой смешение этих категорий приводит к затемнению смысла композиций.
Христологической была и духовная программа Софии Константинопольской. Храмовым праздником там был понедельник Фоминой недели, в ознаменование исповедания веры во Христа апостолом Фомой, высказанного в словах: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20:28). За богослужениями в Софийском храме до взятия Царьграда турками пелся тропарь Премудрости Божией: «Премудрость Отча, Сияние славы и Образ Ипостаси Его, в начале небеса и землю основавый, благослови достояние Твое, сохрани в мире Царя нашего, Церковь, град Твой и люди Твоя спаси». Специально для своего храма император Юстиниан сочинил молитву «Единородный Сыне», доныне исполняемую в православных церквях. Несмотря на разницу иконографических программ киевской и новгородской Софии, оба храма, по словам Веры Брюсовой, «обнаруживают понимание Премудрости как Христа». Софийная христология была усвоена и развита на Руси. Ученик Максима Грека Зиновий Отенский, разъясняя недоумения современников относительно понятия Святой Софии, решительно проводит различие имён, показывая, что Премудрость, Логос, Слово и Сила Божия относятся к Сыну Божию; Утешитель, Параклит — к Духу Божию. Божией же Матери (которую некоторые также начали отождествлять с Софией после установления храмового праздника Софии Новогородской в день Успения) прилагаются иные «словеса» — Пречистая, Мати Царя Небесного, сущая Богородица…
Огнезрачный же Ангел новгородской иконы осмысливается православным сознанием как Сын Божий — «Ангел Великого Совета», в соответствии с пророчеством Исайи: «Ибо младенец родился нам — Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 9:6). Сама икона в XVI веке вызывала споры — некоторые консерваторы склонны были видеть в ней «вымышленное подобие», «латинское мудрование». Действительно, некоторая перегруженность этой композиции символами, её «литературность» вызывают аналогии с западными, католическими памятниками. Однако народное почитание святыни (образ считался чудотворным) получило высокую поддержку архиепископа Новгородского, позднее московского митрополита Макария.
…Одно из смысловых полей неисчерпаемой темы Софии Премудрости Божией связано с понятием цельности, целостности — Божественной простоты Логоса. Возможно, именно эта нравственно-духовная линия определила высокую востребованность посвящённых Софии икон и сказаний в те периоды, когда Русь особенно нуждалась в единстве. Как пишет В. Г. Брюсова, завершая своё масштабное исследование «София Премудрость Божия в древнерусской литературе и искусстве», «в преклонении перед божественным чудом ощущается мистика тайны воскрешения православного человека после неисчислимых бедствий». Эту надежду подаёт вера, в абсурдности и «безумии» которой учил черпать силу «апостол языков»: «Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в Премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и иудее требуют чудес, и еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и еллинов — Христа, Божию Силу и Божию Премудрость» (I Кор. 1:21—24).

Сергей АНТОНЕНКО, журнал "Родина"

Одна из древнейших икон, она появилась как храмовая в Софийском соборе древнего Новгорода, основанного в середине XI века. Среди множества икон, распространенных на Руси, она своим необычным видом всегда вносила некоторое смятение в умы и заставляла задуматься о многом.

Почему она вызывала ожесточенные споры в среде священнослужителей и философов? И почему некоторые были даже чуть не преданы анафеме из-за нее?

Глядя на икону «София Премудрость Божия», сразу задаешься вопросом: «Рядом с кем в таком благоговейном почтении стоят Богородица и Иоанн Креститель?». Ответить на этот вопрос трудно, ведь Церковью было отброшено как еретическое знание ранних христиан, которых назвали гностиками. Именно в гностицизме обвинили отца Павла Флоренского, который в XIX веке воспевал образ Софии. А философ Владимир Соловьев посвятил ей такое четверостишие:

Знайте же: Вечная Женственность ныне

В теле нетленном на землю идет.

В свете немеркнущем новой богини

Небо слилося с пучиною вод.

С ними согласились некоторые священники, которым приоткрылась тайна этой иконы.
Однако основная масса священнослужителей постаралась найти иное объяснение, объявив фигуру на троне просто Ангелом, несущим Слово Христа! Так икона, обретающая жизнь в других храмах Руси, стала получать новые черты, согласно этому толкованию. Наиболее известен вариант из Киева. Она имеет совсем другой внутренний смысл. Устранено то непонятное, что нарушает принятые догматы Церкви. И не возбуждает излишнее любопытство.

Давайте же заглянем в труд Павла Флоренского «Столп и Утверждение Истины» :

«Центральною фигурою композиции является ангело-образная фигура в царском далматике, с бармами и омофором. Длинные волоса ее не вьются, но падают на плечи. Лицо и руки ее – огненного цвета, за спиною – два большие огневидные крыла, на голове – золотой венец в виде зубчатой стены. В правой руке ее – золотой кадуцей, в левой – закрытый список, прижимаемый к сердцу; около головы – золотой нимб, над ушами – тóроки или «слухи». Это и есть София. Она представлена сидящею на двойной мутаке, которая лежит на пышном золотом престоле о четырех ножках и подпираемом семью огне-видными столпами. Ноги Софии покоятся на большом камне.

Весь престол находится в золотой осьми-конечной звезде, расположенной на фоне голубых или зеленоватых концентрических колец, испещренных золотыми же звездочками. Иногда, впрочем, осьми-конечной звезды нет вовсе. По сторонам Софии, на отдельных подножиях, благоговейно предстоят: справа – Божия Матерь, слева – Иоанн Предтеча. Оба они – в нимбах, но уже не золотых, а зеленовато-голубых. Божия Матерь поддерживает руками как бы зеленоватую сферу со звездами, в которой находится Младенец-Спаситель, окруженный шести-угольною звездою. В левой руке Спаситель держит свиток, а правою делает ораторский жест, – то, что ранее принимали за именословное благословение. Предтеча тоже делает такое же движение рукою правою, тогда как левая рука его держит развернутый свиток с надписью: «Покайтесь…». Над Софией находится Спас-Всемилостивый, поясной, с крестчатым нимбом. И эта фигура помещена в шести-угольную звезду, окруженную звездным фоном. Еще выше расположена звездная радуга наподобие ленты. В середине ее поставлен четырех-ножный золотой престол с орудиями страстей Господних и с книгою, – так называемое «уготование престола». По сторонам его – колено-преклоненные Ангелы, числом шесть, по три с каждой стороны. Иногда Ангелов только четыре; но тогда над престолом изображен Бог-Отец, сидящий с воздетыми руками на троне с полу-цилиндрическою спинкой.

Голова Бога-Отца окружена осьми-угольным нимбом, углы которого поочередно красные и зеленые. По бокам этого престола тогда расположены еще два коленопреклоненные Ангела. Прежде, нежели давать окончательное толкование описанной иконе, отмечу некоторые частности, которые наталкивают на объяснение.

Крылья Софии – явное указание на какую-то особенную близость ее к горнему миру. Огненность крыльев и тела – указание на духо-носность, на полноту духовности. Кадуцей в деснице – указание на теургическую силу, на психопомпию, на таинственную власть над душами. Свернутый свиток в шуйце, прижимаемый к органу высшего ведения, – к сердцу, – указание на ведение неведомых тайн. Царское убранство и престол - указание на царственное могущество.

Венец в виде городской стены – обычный признак Земли-Матери в ее различных видоизменениях, выражающий, быть может, ее покровительство человечеству, как совокупному целому, как городу, как civitas. Камень под ногами – указание на твердость опоры, непоколебимость. Тороки или «слухи» за ушами, то есть лента, поддерживающая волосы и освобождающая уши для лучшего слышания – указание на чуткость восприятий, на Открытость для внушений свыше: тороки – иконографический символ для обозначения органа Божественного слуха.

Наконец, окружающие Софию небесные сферы, исполненные звезд , – указание на космическую власть Софии, на ее правление над всею вселенною, на ее космократию. Бирюзово-голубой цвет этого окружения символизирует воздух, затем небо, а далее – небо духовное, горний мир, в средоточии которого живет София. Ведь голубой цвет настраивает душу на созерцание, на отрешенность от земного, на тихую грусть о покое и чистоте. Голубизна неба, – эта проекция света на тьму, эта граница между светом и тьмою, – она – глубокий образ горней твари, т. е. образ границы между Светом, богатым бытием, и Тьмою-Ничто, – образ Мира Умного. Вот почему голубизна – цвет, естественно принадлежащий Софии и, чрез Нее, – Носительнице Софии, Приснодеве.

Далее, в рассматриваемой композиции обращают внимание: во-первых, явное различение личностей Спасителя, Софии и Богоматери; во-вторых, нахождение Софии под Спасителем, то есть на месте подчиненном, и Божией Матери – пред Софией, то есть опять-таки в положении подчиненном. Итак, Спаситель, София и Божия Матерь – в последовательном иерархическом подчинении. На то же их неравенство указывает и различие нимбов».

Этот довольно большой отрывок объясняет многое из того, что для людей малосведущих в тонкостях иконографии может оказаться непонятным.

Примерно такого же толкования иконы София-Новгородская придерживался и известный священник отец Сергий Булгаков. За свои философские писания о сути Софии как соотносящейся с природой Святой Троицы, проявляющей именно природу Святого Духа, он был осужден Указом Московской Патриархии от 24 августа 1935 года. Ему было предписано отказаться от таких своих проповедей.

С тех пор прошло немало времени, и сегодня можно понять то, что еще было неизвестно, не раскрыто в недавнем прошлом.

Рассмотрим высказывания о Софии некоторых известных людей.

Аристотель называл Софию – «Предвечная Душа мира».

Царь Давид в одном из своих псалмов, еще за тысячелетие до христианства, все надежды по искоренению происков Сатаны возлагал на Софию Премудрую: «О, Премудрость Божья София! Велики и Премудры планы Твои! Царствуй же, София! Человечество верит: Ты – единственный ключ к победе над мудростью сатаны».

Максимилиан Волошин, восхищенный работами по размывке замазанной древней иконы Софии Премудрой, написал такие строки:

Из-под риз и набожной коросты

Ты явила подлинный свой лик,

Светлый лик Премудрости Софии,

Луч надежды в горестной судьбе,

А в грядущем – лик самой России.

А вот что пишет о Софии исследователь В. И. Симоненков:

«Апостол Иоанн (Иоанн Богослов) признал Софию Богородицей. Среди найденных в Наг-Хаммади кодексов оказались и три апокрифа Апостола Иоанна вместе с Берлинским папирусом №8502, удалось реконструировать один, который произвел эффект разорвавшейся бомбы. Апостол Иоанн утверждал невероятное, что ему было явление Всевышней сущности, от которого ему было откровение, что творение нашего мира было осуществлено Архонтом Софией Премудрой.

Дева Мария, так же, как и Богородица, есть – воплощенная София… В Вифании в доме Лазаря Мария Магдалина, как представительница царского рода Вениаминов, произвела традиционный священный ритуал миропомазания Иисуса на роль мессии. В соответствии с иудейскими традициями именно женщина царских кровей производила обряд помазания на царство, вместе с тем становясь его женой-царицей.

Согласно книге «Свитки Мертвого моря» , помазание на царство может производить только представитель рода священников – мессий, выдающих духовные ярлыки на царство. Так что просто царских кровей тут недостаточно. А вот царская кровь вместе с воплощенной Софией – эта та женщина, которая может «дать царство в руки».

Вернемся же теперь к иконе. Обратим внимание на два момента: в руках у Софии некий свернутый свиток, а в самом верху – над Самим ГОСПОДОМ! – золотой престол с Книгой!

Вполне вероятно, что это – Книга Судеб Мира. В руках Иисуса мы тоже видим Книгу. Можно предположить, что в свитке – информация для людей, которая откроется в свое время.

Итак, попробуем расшифровать то, что открылось в этой иконе.

Известно, что в иконографии все подчинено строгим законам: размеры фигур, ракурсы, цвета одежды и все остальные детали изображения. Мы видим, что на троне – женская фигура, размером больше Богородицы и Иоанна. Это говорит о статусе этой Женщины. Трон, крылья и нимб открывают Ее принадлежность как земному миру, так и Небесному. Можно сказать, что это – воплощенная в физическом мире Богиня! Как в свое время был в воплощении Иисус. А свиток в руках Богини говорит о том, что Она принесет людям Знания от Создателя. И Знания эти помогут людям на пути в божественный мир и рай!

Вот такая непростая икона, предвестница Эпохи, в которую мы вступили, – Эру Матери Мира, принесенную на планету Божественной Женщиной. Она – Та, на которую благоговейно взирает весь Божественный мир. Та, которая смотрит и видит каждого из нас. Та, на которую стоит устремить свои взгляды и нам.

← Вернуться